От всего этого я испытала двойственные чувства. Каламбур! С одной стороны, глядя на любимое лицо, хотелось затискать и зацеловать, погладить каждую черточку, с другой — чего это я постороннему мужику на шею вешаться стану, пусть даже он сексуален, как бог? Впрочем, он и так бог!
— Какая изумительно красивая девушка! Ваши глаза полны огня, вы знаете? А ваше тело достойно резца лучшего скульптора. Волосы — они словно просят ветра. Ваша нежная, как лепесток розы, кожа соблазнит и святого! Губы… кто по своей воле сможет оторваться от подобного источника радости!
Только что я получила выдающийся образец, как закадрить любую девушку. Во всяком случае, лучшего захода я в жизни не встречала. Кем бы этот красавец ни был, его притягательность действовала сладким ядом. Она, словно обухом в висок, лишала способности соображать. Заставляла гипнотически тянуться к зеленоглазому за следующей порцией ласки и внимания. А убийственное сходство с Кондрадом резало без ножа мое изголодавшееся по сексу тело и особенно отдельные части исстрадавшегося организма. Гормоны… эти мелкие сволочи выли на луну и толкали на неподобающее поведение.
Все это оказало на мыслительную деятельность плохое воздействие, и я, не подумав, брякнула:
— Слышь, ты эти маньячные претензии запихни себе знаешь куда?! Резцом он собрался меня ковырять! И вообще: никого нет дома! — почувствовав себя полной дурой. В накинутом халате, сидя на подушках, за подолом Севды, в одной руке — булочка, в другой чашка, между ними ни одной мысли, и нос чешется… Спрашивается, а кому сейчас легко?
— Так-так! — тепло засмеялся Ихтиандр. Или Иртихал?.. — Значит, вас мы вычеркиваем?
— И вас тоже, — насупилась я. — Вы никак в наш интерьер не вписываетесь, а для экстерьера слишком шикарно выглядите и приходите слишком разрушительно…
— То есть вы меня, милая девушка, только что завуалированно послали? — вскинул брови этот бабник. Вот те крест! Бабник! Иначе на кой ляд по моим коленкам глазищами своими зелеными шарить? Кондрад себе такого никогда не позволял! Конечно, ему ж пришлось все сразу, в комплекте рассматривать, и, видимо, у меня в открытом наличии оказались более интересные части тела!
— Если завуалированно — то как вы поняли? — озадачилась я.
Нос чесался неимоверно.
Не найдя ничего лучшего, сунула в руки смертнику кружку с горячим какао, на всякий случай предупредив:
— Я не люблю, когда мне туда плюют! — и элегантно почесала нос, подвывая от удовольствия.
В процессе этого удовольствия до меня вдруг дошло, КТО стоит надо мной и держит мою кружечку и ЧЕМ мне это может грозить.
— Ик! — отреагировала на догадку. Отобрала чашку обратно и скосила глаза к носу, пытаясь сдвинуть полушария поближе, чтобы они между собой посовещались и меня вытащили, потому что ТАК влипнуть могла только я.
— По спинке похлопать милую девушку? — заботливо спросил Кондра… Иртихал. От неожиданности я даже имя вспомнила.
— Не надо! — гордо отказалась я и отъехала на подушках назад. На всякий случай.
Теперь он надо мной подъемным краном не вис, авторитетом не давил и внешностью не соблазнял. Зато мне стали хорошо видны выражения физиономий моих соседей по коммуналке. И эти выражения не предвещали абсолютно ничего хорошего.
— Зря отказываетесь, — играя волшебным бархатным голосом, будто сказочной флейтой, заверил меня красавчик, складывая руки на груди и вызывая у меня неконтролируемый приступ ностальгии.
Я жестоким волевым усилием подавила возникшее в груди томление. Знала б, где он курсы пикапинга
[19]
заканчивал — всех своих братьев бы туда послала! Кроме Егора. Он и сам такие курсы вести может.
— Возможно, — согласилась я и попыталась грациозно встать.
М-дя-а-а, грациознее меня это делает только корова на коньках. Надо говорить, чем я посветила и чего показала? Не надо?! И слава богу, потому что парфенушки покраснели, а Терейну жена глаза ладошкой прикрыла. Один этот несмущаемый стоит и флюиды эротические по сторонам излучает! А самому хоть бы хны!
Последнее я, кажется, произнесла вслух…
— Хны? — поднял в удивлении брови бог, подавая мне руку, пока я барахталась на полу в подушках, запутавшись в халате и облившись какао. Булочка, кстати, тоже украсила меня собой в районе… Нет, не буду говорить где! Ареал распространения слишком большой.
— Хны, говорю, мало ели! — выпалила я очередную глупость и посмотрела на него ясными и честными глазами, стряхивая с ресниц крошки.
— А ее нужно есть?! Не знал… — На полном серьезе. И только зеленые глаза смеются. Боже! Я бы такое сходство с любимым запретила официальным указом! Под страхом смерти!
— Что у вас с хной делают — не имею понятия… — угрюмо пробурчала я.
Из двух зол выбирают меньшее. Я выбрала руку, вцепившись в протянутую длань, как в последний оплот надежды, и натужно размышляя: это я от рождения такая дура или на меня так разлука с мужем действует?
Севда на заднем плане начала возюкать себя по лицу.
— Простите, — засмотрелась я на нее, — мне нужно нарисовать на своей физиономии что-то еще…
Богиня закатила глаза, сложила пальцы в щепотку и потыкала себе в нос.
— Ой! — завопила я. — Вспомнила! Мне срочно нужно носик попудрить!
Блондинка довольно закивала и показала на свое платье.
— И… попу прикрыть! — радостно выдала я, выдергивая свою конечность и устремляясь к Севде. — Вы тут пока чаю попейте, а если воды не дадут, то милости просим в следующий раз зайти!
— Тебя часто раньше головой вниз роняли? — прошипела богиня, затаскивая меня за ширму.
— Нет, а что?.. Думаешь, еще не поздно начать? — озадачилась я, полностью растеряв мозги на полу. Или они утопли в какао?
— Нет, ты сумасшедшая!
Не прекращая шипеть и попутно давая мне различные нелестные характеристики, Севда проворно заставила своих херувимчиков таскать мне платья. И пока платья ко мне прикладывали, чтобы определить — выпаду ли я из декольте или нет, богиня посматривала из-за ширмы и сообщала:
— Терейн у меня умница! Та-ак умело ведет интеллектуальные беседы!
Я выглянула одним глазом в щелку. Терейн обеими руками смачно изображал у себя на груди размер эдак шестой. У меня после Иалоны взгляд наметанный!
— Это он сейчас про глобус рассказывает? — поинтересовалось я у гордой блондинки.
— А? — отвлеклась Севда и, покосившись на меня, заявила: — Этот цвет тебя бледнит!