Расстояние меж ними стремительно сокращалось. Эсминец
замигал ратьером, и вспышки тут же сложились в знакомые любому опытному моряку
слова: о-т-к-р-ы-в-а-ю-о-г-о-н-ь, о-т-к-р-ы-в-а-ю-о-г-о-н-ь!
Мазур застыл столбом, как и все, кто оказался рядом на корме
тральщика. Каковой, пыжься не пыжься, в огневой мощи уступал позорнейшим
образом, как и в скорости хода, орудия и ракеты «Кидда» способны были
раздолбать его, как бог черепаху. «Ворошилов», держа пар на марке, полным ходом
шел в их сторону, но Мазур, окинув взглядом образованный кораблями треугольник
с ежесекундно меняющимися сторонами, в три секунды сделал неутешительный вывод:
«Ворошилов» ничем не уступает идущему на сближение американскому нахалу, а если
в чем-то и уступает, то кое в чем, безусловно, превосходит. В случае чего отомстить
он сможет по полной программе, а вот спасти — черта с два… Поздно, не успеет…
Мазур стоял, как столб, не сводя глаз с надвигавшейся
громады. От пулеметной очереди еще имело бы смысл укрываться за высоченным
барабаном тралового троса, но орудия и ракеты…
Мимо него промчался к борту майор Ганим, прикомандированный
от местной спецуры, широко расставив ноги, приладился, вскинул автомат –
британский, разумеется, из национализированных новой властью арсеналов,
новенький «стерлинг» с дырчатым кожухом ствола – явно не собираясь ожидать
неизбежного конца в состоянии нирваны.
Мазур сделал два шага, положил ладонь на ствол и решительно
пригнул его вниз. С военной точки зрения такие выходки были нелепы и попросту
смешны. Самое большее, краску на стальном борту пулями попортит.
Яростно сверкнув на него глазами, Ганим все же унялся чуточку,
опустил автомат, потрясая кулаком, заорал что-то непонятное, судя по
интонациям, насквозь матерное.
Эсминец пер.
Это был один из тех поганых моментов, когда сделать
ничегошеньки нельзя, когда от тебя самого ни черта не зависит, когда остается
только ждать…
Потом стало ясно, что стрелять янкес уже не будет, миновал
точку, откуда еще возможно прямое попадание, – но он не отвернул, нахально
шел на столкновение, целя правой скулой в нос тральщика.
В последний миг тральщик сумел увернуться, и серая громада
эсминца пронеслась, вспарывая воду, так близко, что Мазур мог бы до борта при
желании доплюнуть. Громада заслонила на какое-то время весь окружающий мир, он
не видел тех, кто стоял на палубе, – но отчетливо расслышал, как сверху
донесся отборный польский мат. Судя по произношению, это старался эмигрант как
минимум во втором колене, для которого родной мовою был уже английский.
«Кидд» удалялся. Вряд ли он собирался повторять нападение –
«Ворошилов» был совсем близко, прикрывая тральщик, а впереди, примерно в миле,
разворачивались три ракетных катера типа «Оса», под флагами
Народно-Демократической Республики Эль-Бахлак, способные ужалить янкеса весьма
чувствительно (судя по уверенным маневрам, там просто обязаны быть советские
советники).
Ганим что-то ликующе заорал, махая катерам. Мазур лишь
устало и шумно выдохнул воздух. Ну что тут скажешь? Обошлось… А по большому
счету – совершеннейший пустячок, из-за которого в больших штабах никто даже не
рассердится толком, не вознегодует всерьез. Подобный мелкий инцидент способен,
конечно, ужаснуть чувствительного штатского, но люди бывалые прекрасно знают,
что таких вот стуколок за тридцать лет произошло столько, что счет идет даже не
на дюжины. Эта, только что закончившаяся, по крайней мере завершилась вничью,
без малейшего ущерба для обеих сторон – а ведь, случалось, и борта друг другу
крушили, и стреляли, и раненых хватало, и убитых… Всякое бывало. Если
по-честному, Мазур где-то даже и понимал америкашек: жалко им было и своих
пловцов, и субмарины. Взвыл купец Бабкин, жалко ему, видите ли, шубы.
Ну так кто ж вас сюда звал, пошто лезли, родимые,
беспаспортно и безвизово, да еще со взрывчаткой под мышкой? Нет уж, ребятки,
нас сюда первыми позвали, вот мы и сядем поудобнее, расшеперимся понадежнее.
Можно подумать, на нашем месте вы бы себя иначе вели.
– Жалко, ты помешал, – с сожалением, но заметно
остывши, сказал майор Ганим. – Я б ему хоть иллюминатор вышиб.
– Это слишком мелко для сильного человека, – сказал
Мазур тоном гораздо более старшего и опытного коллеги.
На что имел все основания: как-никак, он был постарше майора
не просто на пять лет, но еще и на добрую дюжину необъявленных войн. А вот
майор, парнишка храбрый и сметливый, воевал до сих пор исключительно по
мелочам, перестреливался в переулочках с врагами народной власти, и только. Да
и в майоры-то попал прямиком из лейтенантов, на волне народного ликования и
ускоренного чинопроизводства, взметнувшейся сразу после переворота.
– Я согласен, – сказал майор покладисто. – Но все
равно, обидно. Хотелось хоть что-то сделать…
– Какие твои годы? – фыркнул Мазур. – Жизнь, как
ты любишь выражаться… А?
Майор приосанился, пригладил усики большим пальцем и в сотый
раз продекламировал свою любимую присказку:
– Жизнь длиннее смерти! – потом, как обычно, чуточку
погрустнел и закончил тоном ниже: – Но смерть все же сильнее жизни.
Закинул автомат на плечо и отошел чуть ли не парадным шагом,
всем видом показывая, что ему пару минут назад нисколечко не было страшно – а
значит, очко самую чуточку да все же играло, оно ж не железное.
– Кирилл Степанович… – произнесли за спиной, совсем рядом.
Звучало это так, словно тигр, обученный природой
исключительно рычать и рявкать, вдруг под давлением каких-то непреодолимых
обстоятельств добросовестно попытался испустить соловьиную трель.
Мазур с любопытством уставился на Адашева. Тот определенно
пытался, вопреки натуре, выглядеть этаким Дедушкой Морозом с полным мешком
новогодних подарков.
– Кирилл Степанович, – продолжал он тем же не
свойственным ему тоном. – Не берите в голову, если что… Я совсем не имел в
виду, что вы плохо сработали. Отлично сработали, к правительственной награде
представить не грех, надо будет обдумать… – Он посмотрел вслед Ганиму, застывшему
у борта в столь гордой и решительной позе, что хоть статую с него лепи,
«Пограничника на защите родных рубежей». – Я смотрю, у вас завязалась
дружба с местными ребятами, не с одним майором только…
– Ну, какая там дружба, – сказал Мазур
осторожно. – Так, посидели пару раз кое с кем, выпили малость…
– И прекрасно, Кирилл Степаныч, и прекрасно! –
Контр-адмирал попытался расплыться в доброжелательной улыбке. – Так и
продолжайте. Вы не прибедняйтесь, сокол мой, генерал Асади – это вам не
«кто-нибудь» и не «кое-кто», а вы не только с ним накоротке… Завоевали, так
сказать, известное уважение.
Я для них – экзотическая диковинка, – сказал Мазур
честно. – Вот и все, если честно. Всевозможной милитарии они и сами
нагляделись достаточно, как-никак профессионалы, – а вот боевой пловец для
них примерно то же самое, что военный летчик для деревенских мальчишек. Не
общались они допрежь с людьми моей профессии. Вот и дружествуют наперебой…