– Meu Dios, вы, наверное, шутите. – Внезапно его греческий акцент стал более отчетливым. – Я бы никогда не женился на такой, как вы.
Меня не обидит это замечание, твердо сказала себе Энджи. Чем менее привлекательной он меня считает, тем тяжелее будет наказание.
– Это настоящее испытание характера, не считаете? Как далеко вы готовы зайти ради бриллианта? Готовы ли вы ради него жениться на несчастной женщине, которой все равно, как она выглядит?
Его глаза неистово сверкали, губы сжались в твердую линию.
Определенно это Арес, подумала Энджи, трепеща. Греческий бог войны. Красивый, но жестокий и тщеславный.
– Зачем это вам? По какой причине такая, как вы, может хотеть выйти за меня замуж? – пренебрежительно спросил Никос.
– Я не хочу выходить за вас замуж, – спокойно произнесла Энджи. – Конечно, это вас удивляет, учитывая вашу самонадеянность, но я не лгу. У меня нет ни малейшего желания становиться вашей женой. Признаюсь, перспектива проводить время в вашем обществе кажется мне отвратительной.
Никос распрямил плечи и недоверчиво посмотрел на нее.
– Женщины выстраиваются в очередь, чтобы провести со мной время.
– Конечно, вы ведь очень богаты, – пробормотала Энджи, – а это возмещает охотницам за состоянием отсутствие всего остального.
– Если вы такого мнения обо мне, тогда к чему столь нелепое предложение?
– Чтобы отомстить. – Не зная, что на нее нашло, Энджи продолжила: – Вы ведь меня не выносите, не так ли? Вам не терпится поскорее от меня отделаться, но у вас ничего не выйдет. Моя сестра заключила с вашей компанией трудовой договор на два года, так что давайте выполним это соглашение. Два года, Никос. Вам придется стать на два года моим мужем.
Он крепко стиснул зубы, чтобы не излить на нее поток брани.
– Но соглашение в равной степени касается и вас.
– Основное различие между нами состоит в том, что мне нечего терять. В данный момент я не заинтересована в браке с другим мужчиной. Думаю, будет забавно наблюдать за тем, как вы мучаетесь от воздержания.
Никое недоверчиво посмотрел на нее.
– Вы просите невозможного.
– Если вы твердо чего-то хотите, нет ничего невозможного. Насколько велико ваше желание вернуть бриллиант, а, Никос?
В течение нескольких секунд он пристально изучал ее.
– У меня есть на то веские причины…
– Уверена, это так, и все они материального характера.
На его щеке дернулся мускул.
– Вы ничего не понимаете, но если мой брак с вами – единственный способ вернуть бриллиант, я принимаю ваши условия. К счастью для вас, сегодня я добрый и поэтому даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы пересмотреть свое предложение. Советую хорошенько подумать.
– Предложение? – Потрясенная тем, что он согласился на ее условия, Энджи невесело рассмеялась, подавив в себе внезапное желание провалиться сквозь землю. – Это было не предложение, мистер Кириакос, а угроза.
– Да. – На его лице появилась опасная улыбка. – Но угроза кому? Подумайте, прежде чем поздравлять себя с победой. Повторяю, у вас двадцать четыре часа. Увидимся завтра.
Почему у меня внезапно возникло такое ощущение, что правила здесь устанавливает он?
– Завтра меня не будет дома. У меня свидание, – сказала Энджи, не желая знать, что заставило ее назвать встречу с коллегой свиданием. – Я иду в музей на лекцию по протогеометрическому искусству Крита… со своим другом.
Красивые губы Никоса искривила язвительная ухмылка.
– Вы умеете распускать волосы, доктор Литтлвуд, не так ли? Увидимся завтра.
Прежде чем она успела что-то сказать, он повернулся и, выйдя из ее дома, громко хлопнул дверью, оставив Энджи кипеть от злости.
Ресторан был дешевым, мясо – плохо прожаренным, и Энджи ковыряла вилкой в тарелке, делая вид, что с интересом слушает мнение Сирила по поводу лекции, которую они прослушали.
Почему ей так трудно сосредоточиться? Почему она вдруг стала замечать в Сириле то, чего не замечала раньше? Вещи, которые прежде не имели для нее значения… Его волосы сегодня казались ей немного длинноватыми, борода напоминала козлиную, а клетчатая рубашка и пиджак «в елочку», наверное, остались еще с университетских времен. А что касается его поведения за столом… Энджи стало противно, и она опустила глаза. Сирил говорил с набитым ртом, при этом энергично жестикулируя. Внезапно она обнаружила, что мысленно сравнивает его неумение вести себя в обществе с отточенными манерами Никоса Кириакоса. Перед ее внутренним взором предстал мужчина с блестящими темными волосами и надменным взглядом, и она испытала прилив раздражения.
Почему я думаю об этом мужчине?
Энджи никогда не судила о людях по их внешности, но она не могла представить себе, что Никос Кириакос может говорить с набитым ртом. Впрочем, несмотря на свою красоту, он был неприятным человеком.
Поняв, что он теряет ее внимание, Сирил наклонился вперед и, пролив на скатерть сок, начал доказывать ей свою точку зрения, при этом чертя вилкой на скатерти. Немного отстранившись, Энджи напомнила себе, что Сирил – высокообразованный человек.
Внезапно он замолк посередине предложения и изумленно уставился на что-то у нее за спиной. Обернувшись, Энджи увидела рядом с собой Никоса Кириакоса.
В дешевом ресторане, полном студентов и представителей науки, он в своем безукоризненно скроенном костюме и шелковой рубашке выглядел так же неуместно, как блюдо с икрой среди тарелок с замороженной пиццей.
Энджи поежилась под его пристальным взглядом, обнаружив, что они стали объектом всеобщего внимания.
– Что вы здесь делаете?
– Двадцать четыре часа истекли, – мягко напомнил он, не обращая внимания на любопытные взгляды других посетителей.
– У меня свидание.
Никос с изумлением и сочувствием посмотрел на Сирила.
– Вы находите ее общество приятным?
На щеках Сирила проступил румянец.
– Доктор Литтлвуд – блестящий ученый, – пробормотал он, роняя вилку. – Исследование методов, использованных…
– О, не сомневаюсь, она интересный собеседник, – протянул Никос, подняв руку, – хотя лично мне нужно от женщины нечто большее, чем умение поддерживать разговор о глиняных черепках. По-моему, разговоры – не самое подходящее занятие для свиданий.
Поняв его намек, Сирил покраснел еще больше.
Оскорбленная, Энджи поднялась со стула.
– К счастью, не все такие, как вы, – произнесла она тихо, чтобы ее не услышали люди, сидящие за соседними столиками. – Вы – отвратительный человек.