– Однако вернемся к Екатерине Медичи, – продолжил он. – Сия
матрона, что означает – достопочтенная дама, многому научилась у своих земляков
и родственников. К ней приближен некий флорентиец, называемый мэтром Козимо
Руджиери, который считается одним из величайших знатоков всех ядов, которые
только существуют на свете, и обладает непревзойденным умением их приготовлять.
Во Франции случалось, что дама получала в подарок от королевы пару тончайших перчаток,
кои составили бы предмет гордости самой привередливой щеголихи. Однако стоило
их надеть хоть раз, как бедная дама чувствовала недомогание, слабость, да
такую, что ложилась в постель и тихо умирала… к вящему удовольствию королевы,
которая недавно позавидовала ее успеху у мужчин, или ожерелью, или прическе –
да мало ли чему завидуют дамы! Рассказывают также, что некий господин,
оставшийся равнодушным к нежным взорам, которые метала в его сторону королева
(а надо сказать, что она и в ранней молодости оставалась дурнушкой, недаром
покойный король Генрих всю жизнь предпочитал ей ослепительную Диану де Пуатье,
вообще-то годившуюся ему по возрасту в матери), так вот, этот господин, не
проявивший должного рыцарства, однажды облачился в одну из своих богатых, украшенных
прекрасной вышивкой сорочек – и вскоре по его телу пошла странная сыпь, которая
сменилась горячкой, а уж та рано или поздно свела его в могилу. Еще ходили
слухи, будто прогневивший королеву граф – имя его я забыл, да оно и не имеет
значения, – умер после одного только поцелуя напомаженных губок своей
любовницы. Дама тоже отдала Богу душу, но успела сообщить, что эта помада была
накануне подарена ей доброй королевой.
Бомелий умолк, и Иван Васильевич, слушавший его с жадным
интересом, точно сказочника, недовольно свел брови:
– А дальше что?
Иноземец медлил. Иван Васильевич вгляделся в его лицо и с
удивлением заметил промельк страха в зеленых глазах.
– Н-ну? – сурово понукнул царь. – Чего примолк? Договаривай,
ежели начал!
– Одним из любимых средств устранить неугодных с дороги и
одновременно показать свою монаршую милость, – заговорил Бомелий торопливо,
словно, решившись, опасался эту решимость утратить, – было пожаловать даме
роскошные серьги, вдевая которые она непременно оцарапалась бы.
– Как тем ключом папы Александра! – возбужденно подхватил
Иван Васильевич, и Бомелий кивнул:
– Правда вашего величества. Однако со временем Екатерина
стала печься о своей репутации и не желала даже намеков на такое сходство. Она
вообще была большая лицедейка, подобно всем итальянцам, а потому любила делать
хорошую мину при плохой игре и изображать свою непричастность к загадочным
смертям. По ее наущению и при ее соучастии незаменимый и умелый мэтр Козимо
Руджиери изобрел такие яды, которые оказывали свое действие далеко не сразу.
Случалось, проходило довольно длительное время, иной раз до… до полугода,
прежде чем человек сходил в могилу. Особенность этих последних ядов была в том,
что они действовали не сами по себе, а усугубляли проявления той болезни, коей
страдал назначенный к отравлению человек. Ведь каждый из нас чем-нибудь
страдает, не правда ли, ваше величество? – воскликнул он как бы даже весело,
однако в зеленых его глазах Иван Васильевич разглядел теперь не только страх,
но и боль. – Кто-то мается зубами, а кто-то – грудной жабою. У кого-то пухнет
живот, отнимаются ноги, ну а женских хворей… женских хворей вообще не счесть!
Нам, врачам, известно, что почти каждая женщина, особенно – имеющая детей,
чем-нибудь да больна. То есть этот надломленный хворями организм ничего не
стоит подтолкнуть в гроб. И никто при этом не заподозрит королеву и ее верного
аптекаря, мэтра Руджиери. Вот только…
Снова наступило молчание.
Иван Васильевич не торопил Бомелия. У него вдруг высохло во
рту, но спросить вина или даже воды было страшно. А что, если они окажутся
отравлены?!
Глубоко вздохнув, Бомелий облизнул свои тоже пересохшие губы
и хрипло проговорил:
– Люди сведущие могли угадать, что женщина была отравлена
именно этим хитрым ядом, лишь взглянув на ее труп. Как бы ни было набелено и
приукрашено ее мертвое лицо, ничто не могло скрыть зеленоватые тени, которые
наползали от шеи на щеки и залегали вокруг глаз!
Иван Васильевич, который слушал лекаря, подавшись к нему
всем телом, вдруг ощутил такой холод во всем теле, что невольно клацнул зубами.
Лицо Анастасии проплыло перед его мысленным взором. Он не мог оторваться от
созерцания этого любимого, даже в смерти красивого лица и пришел смотреть, как
обряжают мертвую ко гробу. Восковую желтизну закрыли белилами и румянами,
впалые щеки – жемчужными поднизьями, но эти зеленоватые, пугающие тени снова и
снова проступали на сомкнутых веках!
Он до боли стиснул подлокотники кресла. Можно было
пропустить мимо ушей две многозначительные заминки в речи Бомелия, когда он
говорил о действии яда через полгода и о женских хворях, но теперь не было ни
обиняков, ни намеков…
И все же он еще не решался поверить, ему нужно было еще одно
подтверждение, и он спросил – искательно, робко, отчаянно желая услышать, что
ошибся, понял лекаря неверно:
– Елисей, ты хочешь сказать, что царица… ты имеешь в виду…
– Ваше величество, – с бесконечной печалью ответил Бомелий,
– я уверяю вас, что царица Анастасия была отравлена!
Погребально зазвенело в ушах, и сквозь этот гул с трудом
донеслись слова лекаря:
– Я сразу понял, что кончина царицы неизбежна, сразу ощутил
присутствие чужой злобной воли, но в то время я еще слишком мало знал о
таинственных ядах мэтра Рене, чтобы заподозрить отравление. Однако в день
похорон я был у гроба и видел, своими глазами видел эти зловещие зеленые тени!
Ваше величество, я виновен пред вами – но вина моя в невежестве и незнании
моем. Единственное, что я могу теперь сделать, это помочь вам отыскать убийцу!
Белая, неживая личина, в которую обратилось минуту назад
лицо царя, дрогнула. Разомкнулись свинцово-серые губы, но звук, исторгнутый
ими, более напоминал последний хрип умирающего, нежели человеческий голос:
– Как?..
– Ваше величество, я должен осмотреть все украшения царицы и
переговорить с ее боярынями, – твердо произнес Бомелий, и в помертвелых глазах
царя снова зажглась искорка жизни.
Он попытался встать, но качнулся. Лекарь поддержал его; царь
со страшной силой впился пальцами в его руку:
– Найди его. Найди его – и не будет мне человека ближе тебя.
Понял, государев архиятер Бомелиус?
Бомелий покорно склонился в кривом – царь держал крепко! –
поклоне.
– Если на то будет воля вашего величества.