С Ольгиного молчаливого разрешения я прошла в палату.
Здесь все было по-прежнему: мерно пульсировали голубоватые
синусоиды на экранах приборов, медленно поднимался и опускался белый ребристый
поршень, струилась бесцветная жидкость по переплетающимся прозрачным трубкам.
И белая, туго спеленатая мумия лежала на прежнем месте, не
подавая признаков жизни.
Я села в изголовье кровати и задумалась.
Роман в тяжелом положении, кроме многочисленных ожогов и
прочих травм, у него явно повреждена и голова, по крайней мере только этим
можно объяснить его странную фразу — «Я не Роман». Наверное, у него в
результате шока возникла амнезия, провал в памяти, и он действительно не
помнит, кто он такой. Чтобы он выздоровел и память вернулась к нему, нужно
обращаться с ним чрезвычайно осторожно, бережно, защищать его от любых
стрессов, которые в его положении могут сыграть роковую роль. Значит, ни в коем
случае нельзя сообщать ему о теткиной гибели… Конечно, эта тетя Ара была редкая
зараза, но кто ее знает — может быть, она в детстве нянчила Ромочку, водила его
в зоопарк, катала на карусели и он с тех пор сохранил к ней нежные чувства…
хотя за целый год он видел ее раза два-три и не очень-то стремился к новым
встречам…
Мои мысли были прерваны Романом — вернее, его забинтованной
рукой, которая снова пришла в движение и застучала по краю кровати.
Я торопливо вытащила свою шпаргалку с кодами азбуки Морзе и
расшифровала короткое сообщение:
«Ты пришла».
«Интересно, — подумала я, — ведь я пока ни слова
не сказала, глаза у него завязаны, как же он определил, что это именно я, а не
кто-нибудь из обслуживающего персонала?»
Вслух я не произнесла ничего подобного. Я только подтвердила
его догадку и задала традиционный бессмысленный вопрос — как он себя чувствует.
Вопрос, конечно, глупейший — как, интересно, может себя чувствовать
искалеченный и обгоревший на треть человек?
«Неважно», — простучала белая рука.
Ответ показался мне двусмысленным: то ли он хотел сказать,
что чувствует себя не слишком хорошо, то ли — что собственное самочувствие мало
его волнует.
— Что же тогда важно? — спросила я.
Белая рука опять пришла в движение.
«Будь осторожна», — перевела я сообщение.
— Вроде бы я не каскадер, не змеелов, не подрывник и не
инкассатор, — я усмехнулась, хотя он этого видеть не мог, — и вообще
не принадлежу к группе риска.
«Еще как принадлежишь», — простучала рука. Потом она
немного передохнула и отбила следующую фразу: «Тебя тоже попытаются убить».
— Не волнуйся, — успокаивающим жестом я
прикоснулась к этой руке и тут же отдернулась, вспомнив, как он обожжен.
Бедный, от боли он, видимо, утратил чувство реальности! Вчера вообще не мог
вспомнить, кто он такой, сегодня ему мерещится несуществующая опасность…
— Почему кто-то может желать моей смерти? —
проговорила я как можно спокойнее. — И что значит «тоже попытаются»? Кому
еще, кроме меня, грозит опасность?
Забинтованная рука снова пришла в движение, передавая
длинную цепочку кодов:
«Ты опасна для них. А меня пытались убить уже дважды. Первый
раз в машине, второй раз — здесь».
— Что ты, Ромочка! В машине — это была авария,
несчастный случай…
«Нет», — перебила меня рука.
— А здесь… кто пытался убить тебя здесь?
Произнося эти слова, я вздрогнула, вспомнив результаты анализа
содержимого стеклянного пузырька, которое только по счастливой случайности не
попало в кровь Роману.
И тут белая рука снова отстучала уже знакомое мне короткое
сообщение:
«Я не Роман».
О господи! Значит, амнезия у него не прошла, и он
по-прежнему не помнит, кто он такой! При этом хорошо помнит то, что случилось
уже после аварии, — например, посещение неизвестной женщины с ампулой и
шприцем… Говорят, такое бывает — частичная амнезия, человек хорошо помнит
что-то одно, допустим, французский язык, который изучал в детстве, но
совершенно забывает все остальное, например, свое имя… Но в одном он прав: если
Ленкина тетка не ошиблась, ему чуть не ввели в вену смертельно опасный состав…
а у меня нет оснований ей не доверять, как-никак она доктор наук.
Тут я вспомнила, что еще раньше кто-то выключил систему
жизнеобеспечения… К счастью, доктор Сергей Михайлович вовремя заметил это и
снова включил систему. Возможно, это была случайность, но все вместе выглядело
достаточно подозрительно…
Забинтованная рука снова пришла в движение.
«Постарайся найти…» — перевела я.
— Что найти?
Но рука настороженно замерла. Повинуясь бессознательному
импульсу, я обернулась и увидела человеческую тень на матовом стекле двери
палаты. Что-то в этой тени показалось мне подозрительным, пугающим…
Я привстала, не отрывая взгляда от матового стекла. Дверная
ручка начала медленно поворачиваться…
И вдруг из коридора послышались отдаленные шаги и несколько
громких голосов.
Тень на фоне двери растаяла, а через несколько секунд в
палату вбежала сестричка Оля.
— Быстро уходи отсюда! — она схватила меня за
плечо. — Нового больного привезли, сейчас здесь будет куча народу, и если
тебя увидят — мне гарантированы большие неприятности!
Я кивнула и бросилась к выходу из палаты: вовсе не в моих
интересах было подставлять Ольгу, к которой еще не раз придется обращаться…
— Стой, не сюда! — остановила она меня. — Ты
с ними столкнешься. Лучше через эту дверь…
И она подвела меня к той самой двери в глубине палаты, через
которую сбежала таинственная женщина со шприцем.
— Ты же говорила, что этой дверью никто не
пользуется? — растерялась я.
— Сейчас как раз самое время воспользоваться… —
буркнула Оля. — Черт, в замке гадость какая-то, ключ не лезет…
— Дай я! — Я схватила пинцет со столика и с
большим трудом вытащила из замочной скважины комок жевательной резинки, которую
сама же туда и засунула позавчера. Оля открыла дверь своим ключом и выпроводила
меня. За дверью оказалась полутемная лестничная площадка и служебный выход
больницы.
Уже выходя, я обернулась на белую мумию. Казалось,
забинтованный человек не подает признаков жизни, и мне самой уже не верилось,
что я только что вела с ним напряженную и осмысленную беседу.
Выйдя из больницы, я шла по улице в глубокой задумчивости.
События последних дней выстраивались в какую-то странную цепочку. Слишком много
всего произошло, чтобы это можно было объяснить простой случайностью. Авария с
Романом, потом взрыв в его квартире… Ведь машина Романа была в полном порядке,
он тщательно следил за ней — а гаишник, к которому я ходила, сказал, что
тормоза были в ужасном состоянии…