«Ладно, — сказал он, — но никаких летучих мышей».
Флегг обнял его за плечи.
«Никаких, Томми. И еще — ты не только увидишь отца, но
увидишь его глазами его самого большого трофея».
Глаза Томаса вспыхнули интересом. Рыбка попалась на крючок.
Флегг повел его по лабиринту коридоров, в которых вы, да и
я, тут же заблудились бы, но Томас находил дорогу так же легко, как вы в своей
спальне — во всяком случае, пока его вел Флегг.
Они почти дошли до покоев короля, когда Флегг вдруг открыл
какую-то дверцу, которой Томас никогда не видел. Конечно, она всегда была
здесь, но в таких больших и древних замках двери и целые крылья часто
становятся тусклыми.
Проход был очень узким. Служанка со стопкой простыней так
испугалась, встретив в этом каменном горле королевского чародея, что прижалась
к стене и с радостью просочилась бы сквозь камень, если бы могла. Томас чуть не
рассмеялся — иногда с Флеггом он чувствовал себя более уверенно. Больше им
никто не встретился.
Откуда-то снизу донесся лай собак, что позволило Томасу
догадаться, где они находятся. Во дворце жили только охотничьи собаки отца,
такие же старые, как он. Роланд хорошо знал, как ноют от холода старые кости, и
распорядился устроить конуры собак прямо в замке, ярдах в тридцати от своих
покоев. Теперь они лаяли, напоминая, что их пора кормить.
Флегг остановился так внезапно, что Томас едва не налетел на
него. Чародей оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что они одни.
«Четвертый камень от пола, — сказал он. — Надави на него.
Скорее!»
Конечно, это была тайна, а тайны Томас любил. Он быстро
отсчитал четыре камня и нажал. Он ожидал какого-нибудь фокуса, но не того, что
случилось.
Камень легко углубился дюйма на три, раздался щелчок, и
кусок стены отъехал, открыв вертикальный темный проем. Это была вовсе не стена,
а огромная потайная дверь. Челюсть Томаса так и отвисла.
«Быстрее, идиот! — рявкнул Флегг, рванув его за рукав. Он
уже не пытался произвести впечатление на Томаса, как обычно — он был действительно
встревожен. — Давай же!»
Томас взглянул в темное отверстие, снова вспомнив о летучих
мышах. Но один лишь взгляд на Флегга показал ему, что сейчас не время обсуждать
этот вопрос.
Он открыл дверь пошире и шагнул в темноту. Флегг последовал
за ним, не забыв закрыть за собой вход. Темнота стала полной, но прежде чем
Томас успел что-либо сказать из указательного пальца Флегга снова брызнула
струя голубоватого света.
Томас невольно съежился и вскинул руки. «Никаких мышей, —
Флегг усмехнулся. — Разве я не обещал?»
Верно, потолок было очень низким, и без всяких летучих
мышей. При свете, идущем из пальца Флегга, Томас видел весь потайной ход футов
двадцать пять длиной, обшитый досками.
Собаки по-прежнему глухо лаяли невдалеке. «Когда я говорю
„быстрее“, слушайся, — Флегг нагнулся к Томасу, в полумраке сам похожий на
летучую мышь. От чародея исходил неприятный запах каких-то лекарств и сушеных
трав. — Ты теперь знаешь про этот ход и можешь им пользоваться, но, если тебя
поймают, скажешь, что нашел его сам, случайно».
Тень пододвинулась ближе, заставляя Томаса сделать еще шаг.
«Если ты скажешь, что это я тебе его показал, Томми, ты
пожалеешь».
«Не скажу», — прошептал Томас дрожащим голосом.
«Вот и хорошо. Но лучше, чтобы никто тебя не заметил.
Шпионить за королем — серьезное дело. А теперь иди за мной и не шуми».
Дальняя стена хода тоже была обшита досками, но, подойдя
ближе, Томас заметил в ней две маленьких панели. Флегг погасил свет.
«Никогда не открывай их при свете, — прошептал он в полной
темноте. — Он может заметить. Он стар, но еще хорошо видит».
«А что…»
«Тссс! Слышит он тоже неплохо».
Томас замолчал, слыша, как сердце колотится в его груди. Он
чувствовал непонятное возбуждение. Потом ему казалось, что он каким-то образом
знал, что должно произойти.
В темноте что-то скрипнуло, и внезапно показался тусклый луч
света. Еще скрип — и второй луч прорезал пространство. Флегг наклонился к
отверстиям, на миг закрыв свет, потом отступил и поманил Томаса.
«Взгляни», — прошептал он.
Еще более взволнованный, Томас осторожно приблизил глаза к
отверстиям. Он видел все четко, хоть и через странную зеленовато-желтую дымку.
Перед ним были покои отца, и сам Роланд сидел у огня в своем любимом кресле с
высокой спинкой.
Покои, которые король часто называл «берлогой», были
величиной с обычный дом. По стенам горели факелы, а между ними были укреплены
головы зверей: медведей, оленей, лосей, антилоп. Была здесь даже голова
легендарного Фойна, которого у нас называют птицей Феникс. Томас не видел
головы Нинера, дракона, убитого отцом задолго до его, рождения, но сначала он
этого не заметил.
Отец зябко кутался в плед. Перед ним стояла кружка чая.
Вот и все, что происходило в этой огромной комнате,
способной вместить (а иногда и вмещавшей) две сотни человек: старый король пил
свой одинокий чай. Но Томас глядел на это, не в силах оторваться. Сердце его
готово было выскочить из груди. Кровь тяжело стучала в голове. Руки сжались так
крепко, что потом он обнаружил на ладонях красные отметины от ногтей.
Вы спросите: неужели его так возбудил просто вид старика,
пьющего чай? Ну, во-первых, это был не обычный старик, а его отец и к тому же
король. И потом, наблюдать за человеком, который тебя не видит, очень
интересно, даже если он не делает ничего особенного.
Но это и очень стыдно — подглядывать, что делают люди, когда
думают, что их никто не видит, — и Томас чувствовал, что ведет себя плохо, но
не мог оторваться от представшего перед ним зрелища, пока Флегг не прошептал:
«Знаешь, где ты, Томми?»
«Я… не знаю», — хотел он сказать, но, конечно, он знал. Хоть
он и плохо разбирался в геометрии, но ориентироваться в пространстве мог.
Внезапно он понял, что имел в виду Флегг, когда говорил, что он, Томас, увидит
отца глазами его самого большого трофея. Он глядел на отца из середины западной
стены… А именно в этом месте висела голова Нинера, дракона, убитого отцом.
Томас зажал рот ладонью, чтобы не рассмеяться.
Флегг, тоже улыбаясь, снова закрыл панели.
«Нет! — запротестовал Томас. — Я хочу еще!»
«Не сегодня. На этот раз хватит. Ты сможешь прийти, когда
захочешь… хотя, если ты будешь бегать сюда слишком часто, тебя наверняка
поймают. А теперь пошли».