Откровенно говоря, Мазур не любил Шантарска. И оттого, что
здесь пять лет назад погибла Ольга, и оттого, что здесь не раз приходилось
р а б о т а т ь – или, что немногим
веселее, именно отсюда отправляться на работу, а работа не то чтобы встала
поперек души, но... С возрастом в душе накапливается некая тоскливая
безнадежность, начинает казаться, что все было зря – зря резали друг друга
боевые пловцы у Ахатинских островов и на рейде Эль-Бахлака, зря метались по
здешней тайге лихие волкодавы, поливая друг друга из автоматов и пришпиливая
врага к соснам метко брошенными тесаками, зря на противоположном бочке глобуса,
в достопамятной республике Санта-Кроче азартно играли со смертью горячие
латиноамериканские парни и девчонки при посильном участии российских
офицеров... Какая разница, чем все кончалось, если огромная и необъятная
планета будет точно так же нестись в пространстве и без них? Был один еврей,
так он сказал, что все проходит...
Колеса скрипели и пищали – поезд тормозил у крохотного
вокзальчика в нелепо разбросанной на большом пространстве, ничем не
примечательной деревушке, славной лишь тем, что именно ей некогда посвятил парочку
желчных фраз в знаменитых путевых заметках сам Антон Павлович Чехов, аллах его
ведает, почему. Послышалось жестяное шипение репродуктора, сообщившего о
прибытии поезда на второй путь (для прапорщиков – на третью и четвертую
рельсы), а потом о том, что стоянка продлится пятнадцать минут...
– Что-то ты захандрил, – сказала Света, критически
его обозрев. – Ладно, времени достаточно, пойду тебе пива куплю.
Бутылочного, местного. Пакет мне брось... Спасибо.
– Застегнись как следует, – машинально сказал
Мазур.
– Слушаюсь, адмирал! – Она проворно пробежалась
пальцами по незастегнутым пуговицам. – Вы ведь из собственников, а?
– Ага, – сказал Мазур без улыбки. – Я жуткий
собственник в лучших традициях «Домостроя», ты это учитывай, коли уж решила мне
предложение делать...
– А ты думаешь, я не учла? – фыркнула Света.
Она сунула ноги в легкие босоножки, подхватила со столика
свое кожаное портмоне, послала Мазуру смеющийся взгляд и вышла в коридор. Мазур
все так же сидел у окна, подперев десницей голову. Он видел, как Света летящей
походкой пересекла неширокий пыльный перрон. Вслед ей оглядывались – и это, вот
чудо, доставило Мазуру удовлетворение, то самое чувство собственника приятно
взыграло. Она свернула налево, за вокзальчик, скрылась из виду.
Глянув на часы, Мазур принял решение. Забывать о своих
прямых обязанностях телохранителя и сберегателя было, пожалуй что, рановато.
Захолустные вокзальчики – это, знаете ли, не консерватория... Он быстренько
натянул тренировочный костюм, рывком вбил ноги в босоножки, в секунду,
прикосновением локтя, проверил, на месте ли бумажник в кармане адидасовских
портков. Вышел в коридор.
Дверь соседнего купе была распахнута настежь, мало того, оба
обормота торчали у окна, закупорив проход – сытенькие, пьяненькие, веселенькие,
громогласно общаясь с помощью полудюжины нехитрых словес и нецензурного
довеска.
– Во, кстати! – Тот, что был пониже и потолще, при
виде Мазура как-то очень уж нехорошо оживился, загородил дорогу, благоухая
алкоголем. – Слышь, старый, базар есть. Ты внучку свою к нам в гости
отпусти, когда поезд поедет. Мы ей Шопена вслух почитаем, полное собрание
стихотворений. А я тебе за это десять баксов дам. Они зелененькие, к пенсии
приварок...
Он с размаху попытался влепить Мазуру в ладонь скомканную
зеленую бумажку, но, разумеется, промахнулся – поскольку Мазур в последний миг
неуловимым движением отвел руку, всего-то на пару сантиметров, и бритый колобок
едва не упал, когда его конечность наткнулась на пустое пространство. Обострять
ситуацию не хотелось, да и настоятельной нужды не было, и Мазур вежливо сказал,
глядя через его голову на второго, что выглядел потрезвее:
– Разрешите пройти...
В следующий миг он понял, что крепко ошибался насчет второго
– тот, качнувшись, отпихнув локтем колобка, все еще тупо таращившегося на
собственный кулак с мятыми баксами, сграбастал Мазура за ворот и, старательно
выпячивая нижнюю челюсть, процедил:
– Ты что, старче, русского языка не понимаешь? Когда
девочка вернется, или к нам ее отправишь, или из вашего купе на часок
испаришься. Ты не бойся, мы люди приличные, поиграем и назад отдадим. Понял,
или очко порвать без наркоза?
– Разрешите пройти? – вежливо повторил Мазур.
– Ты что, баран совдеповский? – грозно-ласково
вопросил высокий. – Нарываешься? Или десятки мало? Хрен с тобой, бери
сотню и не менжуйся – от спуска в рот ни одна еще не забеременела...
Второй, качавшийся рядом, откликнулся молодецким ржанием.
– Руки уберите, – сказал Мазур с бесстрастностью
английского джентльмена.
Все это время он краем глаза поглядывал в окно – Света так и
не показалась пока. Ясно уже было, что разойтись миром не получится – и он
напрягся, вовремя перехватил за запястье взметнувшуюся в направлении его
физиономии руку, крутанул не самый сложный прием, высвободил ворот и,
молниеносно нанеся пару жестоких ударов по сытому организму, головой вперед
забросил нахала в купе, так что тот врезался лбом в собственный магнитофон,
после чего сполз на пол и успокоился там на какое-то время. В темпе закрепляя
успех, Мазур припечатал колобку от всей души, затолкнул туда же, встал в дверях
и некоторое время с нехорошим выражением лица стоял в дверях, оценивая
состояние случайных клиентов. Все было нормально, оба сидели на полу, охали и
шипели сквозь зубы, но бросаться в бой что-то не спешили. Начинали соображать,
что жизнь чуточку более сложна, чем им, обормотам, поначалу казалось без всяких
на то оснований.
– Вот так и сидеть, бакланы позорные, – сказал
Мазур веско, с расстановочкой. – Будете дергаться – порву, как Тузик
грелку...
– Да понятно, чего там... – пропыхтел
колобок. – Ошибочка вышла, простите великодушно... Мы-то...
Не дослушав, Мазур шумно задвинул дверь и побыстрее
направился в тамбур. Спрыгнув на перрон, уверенно пошел в ту сторону, где
скрылась Света. Свернул налево.
Полдюжины ларьков со скудным ассортиментом ярких пакетиков,
баночек и пачек – тот же нехитрый набор, что и по всей стране. Светки нигде не
видно. С десяток аборигенов обоего пола возле автобусной остановки, синий
жигуленок, пара-тройка мятых алкашей, примостившихся там и сям... Что за черт?
Размашисто шагая, он направился к вокзальчику. Огляделся от
входа – нет, никаких закоулков или закутков, внутри вокзальчик являл собою
одно-единственное помещение, открытое взору, кассы, несколько скамеек, людей
почти нет... Да что такое? Куда она могла подеваться?
Быстрыми шагами вернулся на перрон. Нет, с другой стороны
обойти вокзал она не могла, там попросту не было прохода – забор из высоченных
бетонных плит...
И ведь ни на миг не терял перрон из виду, даже когда учил
этих хамов хорошим манерам! Впервые ворохнулось беспокойство.