Змей был единственным, кто утверждал, что все это полная чушь. Это было бы смешно – в той мере, в какой слово «смешно», вообще применимо к Силе такого порядка, – если бы Змей не доказывал свои утверждения на практике. Он не раз удерживал мир от падения, а теперь его сын согласился взять эту ответственность на себя.
Принес себя в жертву ради спасения мира… Бредовая идея, повторение пройденного. Один сын божий две тысячи лет назад пожертвовал собой, чтобы спасти души людей и посрамить зло. Другой, сын совсем другого бога, сделал то же самое, чтобы вернуть смертных на гибельный путь тварной жизни и доказать, что торжество зла бесконечно.
Забавно, что они оба правы.
Ничего забавного, если вдуматься. Пока вайрд итархэ не обрел полной силы, власть оказалась в руках Элиато. То, чего ожидал Артур, свершилось: мир погряз в мерзости и теперь нуждался в очищающем пламени. Лучшая новость, какую только можно услышать в собственный день рождения! Это, не считая того, что через две недели в тварный мир хлынут орды злых до остервенения фейри.
– Только в этой реальности, – сказал Артур, – только здесь, у вас. Это связано с тобой, Паук. Нет, – он покачал головой, предваряя вопросы, – что это за связь, мне неизвестно. Да и вообще, с этой минуты от меня немного пользы. Но я буду молиться о том, чтобы рассветы и закаты больше не беспокоили тебя.
– Это уже много, – недоверчиво проговорил Паук.
Он никогда не верил Белому богу. Зато в Артуре Нордане нисколько не сомневался.
Что ж, праздник превратился в стихийное совещание, главной и единственной темой которого было: как спасти смертных. Хоть сколько-нибудь. Вариантов нашлось немного, и первое, что следовало сделать, это заставить самих людей что-то предпринять для своего спасения. Еще организовать убежища, объяснить магам их цели и задачи, поднять по тревоге всех вольных охотников и по возможности дольше скрывать полученную информацию от фейри. Паук предложил сразу, не откладывая, истребить всех вампиров, но Орнольф счел идею преждевременной. Уже несколько веков упыри соблюдали условия договора, и ссориться с ними на пустом месте как-то не хотелось. Не тогда, когда впереди настоящая опасность.
…Потом они ни разу не пожалели о том, что сохранили мир с вампирами. Те оказали неоценимую помощь и спасли больше людей, чем все маги вместе взятые, за исключением, разве что, вольных охотников. А Прага, обитель колдовства и чародейства, где каждый древний камень был пропитан магией и Тьмой, стала одним из лучших убежищ. Неофициальных, разумеется. На официальных крест поставили почти сразу и старались не иметь с ними никаких дел.
– Попробуйте привлечь к делу церковь, – посоветовал Артур. – С некоторыми священниками можно договориться.
Альберт гнусно ухмыльнулся:
– В понятие «некоторые» входят десятки или сотни?
– Единицы, – вздохнул Нордан-старший. – Но зато я лично знаком с каждым. Я расскажу, как с ними связаться. – Он помолчал, покусывая губу и спросил без особой надежды: – Ты уйдешь со мной?
– Не в этот раз, – отрезал Альберт.
Да, Артуру было куда уходить. Существовало бесконечное множество миров, где люди нуждались в защите, а не в окончательном спасении. Святой Артур… живой огонь, способный не только испепелять, но и дарить тепло. Он собирался уйти. Альберт оставался.
И под его насмешливым взглядом, поежившись от понимающей улыбки Артура, Орнольф с Альгирдасом только сейчас поняли, что бессознательно потянулись друг к другу, почти до боли сплетя пальцы. Не существовало такой силы, бога, дьявола – кого угодно, которая заставила бы одного из них уйти, а второго остаться. Никогда больше. Пусть весь мир катится к черту!
Паук фыркнул и выдернул руку. Скулы его залило серебристое, перламутровое сияние. Серебряная кровь. Раньше он покраснел бы, а теперь смущение выглядело именно так, и Орнольф находил это восхитительным.
Спасая самолюбие Альгирдаса, Артур, как ни в чем не бывало, протянул ему открытый портсигар:
– Пойдем на балкон, перекурим, эти умники и без нас все детали обговорят.
* * *
До границ белого пятна Альгирдас добрался меньше чем за час. Орнольф советовал ехать на демоне, и совет, как всегда, был правильным, если забыть о том, что демон мог пригодиться самому Орнольфу. Не в качестве ездовой скотины, а как безмозглое, разрушительное оружие. Нельзя же уехать, не оставив себе замену.
Конечно, ездовых демонов Альгирдас мог призвать сколько угодно, хоть десяток, хоть тысячу, они любили его, как собаки любят хозяев, и готовы были примчаться по первому зову. Только ревновали друг к другу при этом совсем не по-собачьи. И попробуй он оставить одну такую тварь в лагере, а на второй уехать, оставшийся немедленно забыл бы все приказы и последовал за ним.
Тут уж лучше мотоцикл. К нему демоны не ревнуют.
А границы, как таковой, конечно не было. Позади пустыня, и впереди пустыня – никакой разницы. Если не закрыть глаза, положившись на чувства более надежные, чем зрение. И на паутину. Конечно же, на паутину.
Альгирдас так и сделал. Остановил мотоцикл, закрыл глаза и прислушался, принюхался, кончиками пальцев коснулся ветра, бросил вперед чувствительные, тонкие нити.
Границы не было. Была только тьма. Пустота, не похожая даже на пустоту космоса, потому что там, меж звезд, все полно жизни, да и сами звезды, Мийлте Деир
[81]
– живые, прекрасные, – такие разные, как будто у них есть души.
– Тин эйслинг
[82]
, – ухмыльнулся Альгирдас.
Взревев мотором, серебристо-черный байк рванулся прямо во тьму.
ГЛАВА 4
…«Ястребы дороги» – так они себя называли. Так они себя чувствовали. Хищники, неотвратимые и стремительные, как сама смерть. Хозяева ночи, они появлялись из тьмы и во тьму уходили – чудовища на ревущих двухколесных машинах, – и никто не смел стоять у них на пути.
Никто и не вставал.
В тех краях, где они охотились, смертные давно научились крепко запирать на ночь двери и, слыша рык моторов на дороге, даже неразумные дети в своих кроватках пытались творить молитвы.
Иногда это помогало. Чаще – нет. Смертных не спасал их бог. И другие смертные тоже не могли их спасти. «Ястребы» приходили и уходили, но никто не верил в них, кроме тех, кто еженощно дрожал от страха в ожидании их появления.
Это был их мир, их тьма и их дорога – дорога без начала и без конца, территория охоты, крови и чужого предсмертного ужаса. И конечно у них был Хозяин – очень древний и очень мудрый. Он пренебрегал обжигающей страстью ночной охоты, редко выходил из логова, а жертвы шли к нему сами, добровольно, с радостью и без всякого страха. Хозяин не был «ястребом», но он был главным, и «ястребы» гордились тем, что служат именно ему и только от него получают награды или наказание.