Раскаялся ли он? Ни в коем случае. Несколькими годами позже
Гувер Герберт упомянул в публичном выступлении, что смерть президента Гардинга
была следствием душевных терзаний и мучений, ибо он предан был своим другом.
Услышав это, миссис Фолл вскочила со своего кресла и,
потрясая кулаками, вскричала рыдающим голосом: «Фоллом? Что? Гардинг был предан
Фоллом? Нет!
Мой муж никогда не предавал. Весь этот дом, полный золота,
не соблазнил бы моего мужа поступить несправедливо. Он — единственный, кто был
предан, послан на убой и распятие».
Перед вами — человеческая натура в действии: виновный
обвинит кого угодно, но не себя. Мы все — таковы. Итак, если завтра мы с вами
поддадимся искушению кого-либо критиковать, вспомним Аль-Капоне, «Два
нагана»-Кроули, Альберта Фолла. Признаем тот факт, что критика подобна домашним
голубям. Она всегда возвращается обратно.
Признаем тот факт, что персона, которой мы вознамерились
сделать замечание и осудить, вероятно, оправдает себя и осудит нас, или подобно
благовоспитанному Тафту скажет: «Не вижу, как бы я мог поступить иначе, нежели
поступил».
Субботним утром 15 апреля 1865 г. Авраам Линкольн умирал в
комнатушке дешевого доходного дома напротив Фордо-Театра, где Бут выстрелил в
него.
Большое тело Линкольна лежало простертое по диагонали на
покосившейся кровати, слишком короткой для него. Над кроватью висела дешевая
репродукция с картины известного художника Роуза Бенера «Красивая лошадь», и
газовый рожок, мерцая, бросал унылый свет.
Стоявший возле кровати умирающего военный министр Стэнтон
сказал: «Здесь лежит величайший из правителей, какого когда-либо видел свет».
В чем заключался секрет успеха Линкольна в обращении с
людьми? Я изучал жизнь Авраама Линкольна в течение десяти лет и три года
всецело посвятил работе над книгой, которую озаглавил «Линкольн, которого не
знают». Я был убежден, что должен предпринять столь тщательное и исчерпывающее
изучение личности Линкольна и его частной жизни, насколько это вообще в
человеческих возможностях. Я специально исследовал линкольновский метод
обращения с людьми. Разрешал ли он себе удовольствие критиковать других? О, да!
Когда он еще был молодым человеком в Ниджин Грик Велей, в штате Индиана, он не
только критиковал, но даже писал письма и поэмы, высмеивающие людей, оставлял
их на проселочных дорогах, в таких местах, где они наверное могли быть найдены.
Одно из подобных писем стало причиной горькой обиды на всю жизнь.
Даже после того, как Линкольн стал практикующим адвокатом в
Спрингфилде, штат Иллинойс, он открыто нападал на своих оппонентов в письмах,
публикуемых в газетах. Но на этот раз он сделал это слишком оскорбительно.
Осенью 1842 года он напрасно осмеял драчливого политикана по имени Джеймс
Шилдс, ирландца по происхождению. Написанный Линкольном пасквиль был
опубликован в виде анонимного письма в газете «Спрингфилд джорнал». Город
покатывался со смеху. Чувствительный и гордый Шилдс вскипел от негодования. Он
разузнал, кто написал письмо, вскочил на лошадь, прискакал к Линкольну и вызвал
его на дуэль. Линкольн не хотел драться. Он был вообще против дуэлей, но в
данном случае он не мог отказаться и должен был спасать свою честь. Ему
предоставили право выбрать оружие. Поскольку у него были очень длинные руки и
во время обучения в Вест-Лойате он получал уроки фехтования, то выбрал
кавалерийский палаш. На следующий день они встретились на песчаном бугре у
Миссисипи, готовые драться насмерть. В последний момент секундантам удалось
предотвратить дуэль.
Это был один из наиболее тягостных личных инцидентов
Линкольна. Он стал для него бесценным уроком в искусстве обращения с людьми.
Никогда более не пишет он унижающих человеческое достоинство писем. И не
осмеивает никого и не подвергает личной критике.
В течение гражданской войны Линкольн одного за другим меняет
генералов, стоящих во главе Потомакской армии: Мак-Клелан, Пек, Бернсайд, Мид —
и каждый из них, в свою очередь, совершал грубую трагическую ошибку,
повергавшую Линкольна в отчаяние.
Половина нации (имеются в виду северяне) гневно осуждала
бездарных генералов, но Линкольн, «без злобы к кому-либо, с доброжелательностью
ко всем», сохранял спокойствие. Одно из любимых им выражений: «Не судите, да не
судимы будете».
И когда миссис Линкольн и другие сурово осуждали южан,
Линкольн отвечал: «Не осуждайте их, в подобных обстоятельствах мы стали бы
точно такими же».
Если кто-нибудь и имел право на осуждение, то это, конечно,
Линкольн.
Приведем только одну иллюстрацию.
Битва при Геттисберге в течение трех первых дней июля 1863
года.
Ночью 4 июля, когда грозовые тучи разразились ливнем и
затопили всю местность, Ли начал отходить в южном направлении. Достигнув со
своей разбитой армией Потомака, Ли увидел перед собой вздыбившуюся реку, о
форсировании которой нечего было и думать, и армию Союза (северных штатов)
позади себя.
[8]
Ли был в ловушке. Он не мог убежать. И Линкольн видел это. То
был бесценный, самим небом посланный случай, — одним ударом захватить армию Ли
и окончить войну. Взволнованный надеждой на такую удачу Линкольн приказал Миду
атаковать Ли, не созывая военного совета. Линкольн телеграфировал свой приказ и
для вящей убедительности послал к Миду специального курьера с требованием
немедленного начала военных действий.
А что же сделал генерал Мид? Совершенно противоположное
тому, что было ему приказано делать. Вопреки приказу Линкольна, он созвал
Военный совет. Он колебался. Он решительно отказался атаковать Ли. В конце
концов вода спала и Ли увел свою армию за Потомак.
Линкольн был в ярости. «Что это значит? — вскричал он в
разговоре со своим сыном Робертом. — Великий боже! Что это значит! Он был уже в
нашей власти. Стоило только протянуть руки и они наши, но я никакими силами не
мог сдвинуть нашу армию с места. В таких обстоятельствах любой генерал смог бы
разгромить Ли. Если бы я был там, то смог бы захватить его».
Ужасно раздосадованный Линкольн сел и написал Миду
нижеследующее письмо. Надо помнить, что в этот период своей жизни он был крайне
умерен и сдержан в своей речи. И, следовательно, вышедшее из-под пера Линкольна
в 1863 году письмо было равносильно строгому выговору.
«Мой дорогой генерал, не верю, что вы не способны оценить
весь размер несчастья, заключающегося в бегстве Ли. Он был в нашей власти, и мы
должны были принудить его к соглашению, которым, учитывая другие наши недавние
успехи, могла закончиться война.
Теперь же война может тянуться бесконечно. Если вы не
решились атаковать Ли в минувший понедельник, когда в этом не было никакого
риска, как же сумеете это сделать по ту сторону реки, куда сможете взять с
собой не более двух третей имеющихся в вашем распоряжении сил? Бессмысленно
было бы ждать этого, и я теперь не ожидаю от вас каких-либо крупных успехов.