Я вытащила коробочку с отражателем и взяла ее так, как сотни
раз за последнюю неделю показывала мне Вера, и тут странная мысль промелькнула
в моей голове: «Та малышка делает то же самое. Та, которая сидит на коленях у
своего отца. Она делает то же самое».
Ни тогда, ни сейчас я не знаю, что могла означать эта мысль,
Энди, но все равно я рассказываю об этом, потому что решила рассказать вам обо
всем и потому что позже опять подумала о той малышке. Но тогда, в следующее
мгновение, я не просто подумала о ней; я увидела ее, как видят людей во сне,
как, должно быть, древним пророкам являлись их видения: маленькую девочку лет
десяти, держащую коробочку с отражателем в руках. На ней было коротенькое
платьице в красно-желтую полоску — что-то типа летнего сарафанчика без рукавов,
— а губы подкрашены помадой цвета перечной мяты. У нее были светлые волосы,
собранные кверху, будто девочка хотела выглядеть старше, чем была на самом
деле. И я увидела еще нечто, что заставило меня подумать о Джо: руки ее отца
лежали на коленях девочки достаточно высоко. Возможно, выше, чем это
позволительно. А потом видение исчезло.
— Долорес? — спросил меня Джо. — С тобой все в порядке?
— Что ты имеешь в виду? — вопросом на вопрос ответила я. —
Конечно, со мной все в порядке.
— Ты как-то странно выглядела.
— Это просто затмение, — сказала я, да и действительно я
думала, что причина кроется именно в этом, Энди, но мне казалось, что увиденная
мною девчушка реальна и что она сидела на коленях у своего отца где-то в зоне
солнечного затмения, в то время как я сидела на веранде своего дома рядом с
Джо.
Я посмотрела в коробочку с отражателем и увидела крошечное
белое солнце, настолько яркое, что оно напоминало пылающий пятидесятицентовик,
с темным изгибом на одной стороне. Я не могла оторвать глаз от этого зрелища, а
потом взглянула на Джо. Подняв один из обозревателей, он вглядывался в него.
— Черт побери, — произнес он. — Оно действительно исчезает.
Где-то в это же время в траве затрещали кузнечики; мне
кажется, им показалось, что солнце слишком рано начало садиться в тот день, но
все равно пришло время для их вечерних песен. Я взглянула на лодки и увидела,
что вода, по которой они плавали, стала темно-синей — в этом было что-то жуткое
и завораживающее одновременно. Мое сознание пыталось заставить меня поверить,
что эти лодки под странно-темным летним небом были всего лишь галлюцинацией.
Взглянув на часы, я увидела, что уже без десяти пять. Это
означало, что около часа никто на острове не будет ни думать о чем-то другом,
ни видеть ничего другого. Ист-лейн как вымерла, все наши соседи были либо на
«Принцессе», либо на крыше отеля, и если я действительно решила наказать его,
то это время настало. Все во мне похолодело. Но я не могла откладывать
задуманное ни на минуту. Я знала, если не сделаю этого прямо сейчас, то не
сделаю ухе никогда.
Я положила коробочку с отражателем рядом с шитьем и
окликнула мужа:
— Джо?
— Что? — спросил он. Он смеялся над затмением, но когда оно
действительно началось, казалось, он не мог оторвать от него глаз. Закинув
голову, он смотрел сквозь затемненное стекло вверх.
— Наступило время сюрприза, — сказала я.
— Какого сюрприза? — спросил он, а когда опустил вниз
наблюдатель, который состоял из нескольких слоев специально затемненного
стекла, заключенного в рамочку, и посмотрел на меня, я поняла, что вовсе не
солнечное затмение подействовало на него. Он был пьян как свинья. Если он не
поймет, что я скажу ему, то мой план провалится, даже не начавшись. И что мне
тогда делать? Я не знала. Единственное, что я действительно знала, испугало
меня до полусмерти: я не собиралась отступать. Неважно, как плохо все это
повернется или что случится позже, — я не собиралась отступать.
Джо схватил меня за плечо и тряхнул:
— О чем это ты говоришь, женщина? — произнес он.
— Ты знаешь о деньгах на детских счетах? — спросила я.
Глаза Джо немного сузились, и я поняла, что он не так уж и
пьян, как мне сперва показалось. И я поняла, что один-единственный поцелуй
абсолютно ничего не меняет. Целовать может кто угодно; именно поцелуем Иуда
Искариот выдал римлянам Иисуса.
— Ну и что? — процедил он.
— Ты взял их.
— Чертовски удачно, — ответил Джо.
— Конечно, — сказала я. — Узнав о твоих шашнях с Селеной, я
пошла в банк. Я собиралась снять деньги со счетов, а потом увезти детей
подальше от тебя.
Джо открыл рот и несколько секунд молча смотрел на меня. А
потом он начал смеяться — просто откинулся на спинку кресла и хохотал, в то
время как темнота все плотнее и плотнее обступала его.
— Ну что ж, тебя провели, не так ли? — спросил он. Затем,
налив себе еще немного виски, Джо снова стал смотреть на небо сквозь
затемненное стекло. В этот раз я с трудом увидела отбрасываемую на его лицо
тень.
— Нет уже половины, Долорес! — воскликнул он. — Уже нет
половины, а может, даже и больше!
Я взглянула в свою коробочку с отражателем и увидела, что он
прав; от пятидесятицентовика осталась всего лишь половина, да и та неуклонно
уменьшалась.
— Ага, — произнесла я. — Половина уже исчезла. Что же
касается денег, Джо…
— Лучше забудь об этом, — сказал он мне. — Не забивай свою
маленькую, глупую голову. Эти деньги в надежных руках.
— О, я больше не думаю о деньгах, — возразила я. — Ни
капельки. Однако то, как ты провел меня, — вот что не дает мне покоя.
Джо кивнул как-то грустно и задумчиво, желая показать, что
понимает и сочувствует мне, но долго не смог удержаться в рамках этой роли.
Вскоре он просто взорвался от смеха, как ребенок, обманувший учительницу,
которую он вовсе не боится. Он так смеялся, что серебрившиеся в сумерках брызги
слюны так и вылетали из его рта.
— Извини, Долорес, — произнес он, когда наконец-то снова
обрел возможность говорить. — Я не хотел смеяться, но я все же действительно
опередил тебя, разве не так?
— О да, — согласилась я. В конце концов это было правдой.
— Здорово я провел тебя, — сказал Джо, смеясь и тряся
головой, как это делают люди, услышав действительно смешной анекдот.
— Да, — согласилась я, — но знаешь, что я тебе скажу?
— Нет, — ответил он. Уронив стекло на колени, Джо повернулся
ко мне. Он так смеялся, что на его красноватые свиные глазки навернулись слезы.
— У тебя на всякий случай заготовлены пословицы и поговорки, Долорес. Что же в
них говорится о мужьях, которым наконец-то удается проучить своих жен, сующих
куда не надо свой нос?