Твой клинок Троим защита,
Сам ты меч в руках умелых,
И троим, что кровь связала,
Посвятишь свою ты Силу,
Присягая зову сердца…
Ферзь колоды! Меч Триады!
– Джей, – во все глаза глядя на происходящее, жалобно прошептала Бэль, дергая брата за штанину, – что с Иженой? Она заболела?
– Нет, тише, она пророчествует, – прижав сестричку к себе, выдохнул Джей, напряженно вслушивающийся в слова жрицы Кристалла, не понимающий их глубинного смысла, но одновременно ощущающий их правдивость всей сущностью бога.
– О чем? Ей больно? – переспросила эльфиечка, смаргивая слезы. – Как ей помочь?
– Не знаю, малышка, я же не пророк, чтобы разгадывать такие загадки, – шепотом ответил принц, закусив губу. – Но наверняка, пока не закончится приступ видений, ее лучше не трогать, чтобы не повредить.
Нрэн, ненавидевший предсказания всей силой своей рациональной души и обходивший квартал гадателей стороной, брезгливо отдернул руки и отодвинулся от жрицы. Теперь он разглядывал ее с выражением некоторой гадливости, словно обнаружил таракана в бокале с вином. Девица, сама того не зная, избрала лучший способ мести за испуг – одарила бога войны туманным пророчеством о его будущности.
В ту же секунду, как руки Нрэна перестали касаться ее тела, Ижена, закончив вещать, резко открыла глаза. Покачиваясь, словно новорожденный олененок, она села на траве, отерла рукой слюнку в уголке рта, еще не вполне понимая, где находится и что случилось.
– Ижена! Ты как? – неуверенно обрадовалась Бэль, кинувшись к подруге.
– Нормально, – слабо прошептала девушка, потирая виски.
– Очнулась, лапуля? – на удивление мягко и без обычного ехидства уточнил Джей.
Жрица вздрогнула от звуков голосов, показавшихся ей необычайно громкими после перенесенного транса, и, покосившись на лоулендцев, мигом вспомнила все, кроме собственного пророчества. Она вспомнила все и всех, особенно принца Нрэна. Этот хмурый мужчина с равнодушно-безжалостными желтыми глазами напугал ее до потери сознания и продолжал пугать одним своим присутствием. А все потому, что Ижена больше не чувствовала себя в безопасности рядом с поднявшим на нее руку богом, как бы далеко он ни стоял. Страх, оскорбление и обида всколыхнулись в ее душе с неистовой силой.
Девушка вскочила на ноги и, опираясь рукой о дерево, возмущенно завопила, негодующе замотав головой так, что мелкие косички разлетелись в разные стороны:
– Да как вы смеете, вар! Я жрица Кристалла! Осиянная светом! Меня нельзя даже касаться без дозволения!
Нрэн, успевший отойти от чокнутой пророчицы на несколько шагов, смерил ее мрачным взглядом, скрестил на груди руки, дабы избежать искушения отвесить ей еще пару шлепков, и трезво заметил:
– Истинные жрицы молятся в храмах, а не висят на ветках.
– Да я! Я!.. – Слов, способных вместить все возмущение, у Ижены не хватило, они толпились в сознании, наскакивая друг на друга, но не слетали с языка. Вне себя от негодования пополам со страхом, какого она не испытывала никогда в жизни, Ижена развернулась и кинулась прочь, напролом, через кусты.
– Вот видишь, как ты девочку обидел, а ну как она в порыве чувств себе шею в Садах свернет, – хмыкнул Джей, просчитывая, какие громы могут теперь обрушиться на его белобрысую голову из-за того, что не смог предотвратить воспитательных мероприятий, и понесся следом. Надо было спасти то, что еще можно спасти, чтобы потом пророчество, которое изрекла девушка и запомнил Джей, послужило принцу некоторым оправданием.
Бэль, переживавшая страдания Ижены куда сильнее своих собственных, бросила на воителя исполненный осуждения взгляд и поспешила за Джеем, понимая, что упрекать старшего брата совершенно бесполезно, он все равно всегда считает себя правым и ничего не поймет. Нрэн вздохнул и двинулся в том же направлении, решив, что не имеет морального права предоставить трех столь безответственных субъектов самим себе.
Видно, и правда Творец бережет детей и бражников. Ижена, счастливо миновав кусты дроканы, ощетинившиеся острыми колючками, и скрытое в траве гнездо ядовитых змеек нирого, совершенно целая и невредимая, не считая разметавшихся в беспорядке косичек, вылетела на широкую садовую дорожку, посыпанную золотистым песком. Девушка просто разрывалась между досадой и боязнью, но в отсутствие главного повода для страха – Нрэна, досада победила. Более жгучее унижение трудно было себе представить! Один очень красивый и страшный мужчина унизил ее, отшлепал по попе, как неразумного ребенка, на глазах у новой подруги и другого мужчины, которого она надеялась покорить! Возмущение требовало немедленного выхода. Ижене хотелось вопить, визжать и топать ногами. Ей срочно требовалось кому-нибудь пожаловаться, излив свое негодование! И, о чудо, впереди на дорожке показались знакомые фигуры.
– Вар Монистэль! Высший вар Монистэль! – завизжала жрица и устремилась к жиотоважцам.
Высший вар и Мичжель обернулись и, прервав важный разговор, остановились, поджидая спешащую к ним девушку.
– Ты чем-то взволнована, дитя мое? – ласково спросил Монистэль, когда Ижена приблизилась настолько, чтобы слышать его тихий успокаивающий голос, обволакивающий страх и уносящий его прочь, лишая прежней магической силы.
Запыхавшись, девушка подбежала к мужчинам и, слегка заикаясь от волнения, окрасившего ее щеки нежным румянцем, затрещала, испытав небывалое облегчение от того, что может пожаловаться хоть кому-то:
– Вар! Мы так хорошо играли в прятки! Просто замечательно! Я на дерево залезла, чтобы укрыться, а тут явился он! Начал ругаться, кричать на меня и Бэль! На меня! На жрицу Кристалла! А потом он тряхнул дерево и стряс меня! Какой он высокий, белый, такой страшный, с такими глазами, он за обедом таким страшным не был!..
– Страшный? – осененный догадкой, подозрительно переспросил Мичжель, пока полуэльф внимательно слушал сетования девушки, пытаясь вычленить суть из ее возмущенных, полных ужаса реплик.
– Но красавчик, – противореча самой себе, согласилась Ижена, словно тот факт, что страшный тип, стрясший ее с дерева, был красив, только прибавил ей возмущения. – Хотя принц Джей гораздо красивее! Он схватил меня и начал шлепать! Меня!!! Жрицу! Даже до сих пор чуть-чуть больно! И он ругался! Громко! На меня и на Джея! На самого Джея! Он обозвал его кретином, а меня и Бэль свиньями, стадом свиней! Вар Монистэль!..
Тем временем на тропинку вслед за Иженой, но несколько ближе к жиотоважцам, привлеченные громкими жалобами жрицы, успели выбраться и главный герой ее жалоб и пара свидетелей позорного наказания девушки.
Высший вар Монистэль, увидев принцев в обществе незнакомой девочки, вместо того, чтобы тут же встать на сторону обиженной соотечественницы, увещевающе попросил:
– Тише, дитя мое, успокойся, прошу тебя.
– Гм, – делано откашлялся Мичжель, надеясь привлечь внимание Ижены к тому, что публики, выслушивающий ее жалобы, значительно прибавилось.