Из леса вереницей вышли тигрерос, окинули их любопытными
взглядами и, повинуясь жесту капитана, направились к палатке.
– У нас будет время кое-что обговорить, – сказал
капитан. – Нужно за вами все как следует подчистить, чтобы ни у кого потом
не возникало ненужных вопросов. Благо на герильеро можно свалить если не все,
то очень многое... извините, я вас ненадолго оставлю.
Он поднялся, взял за локоток Ольгу, и оба отошли метров на
пятьдесят, так что невозможно было расслышать, о чем они там говорят. Между
деревьями показались новые солдаты, двое несли акваланги и черные гидрокостюмы.
Вышколенно не обращая внимания на Мазура с Кацубой, они под командой
энергичного сержанта стали разоблачаться. Сержант, подойдя, махнул двумя
пальцами у козырька пятнистого кепи и вежливо осведомился:
– Простите, сеньор коммодор, можно спросить, куда вы дели...
сеньоров из палатки?
Мазур молча показал на воду в нужном месте. Кивнув, сержант
вернулся к аквалангистам и принялся им что-то растолковывать. Кацуба, не
вставая, нагнулся, поднял бутылку виски и глотнул из горлышка.
– Дай хлебнуть, – хмуро сказал Мазур.
Все внутри бунтовало. Ситуация была дикая,
противоестественная – никогда в жизни, настигнутый погоней, он не оказывался в
столь мирной обстановке. Если его когда-то и преследовали, то всегда
исключительно ради того, чтобы убить или, в крайнем случае, взять живым для
допроса, который хуже смерти. Нынешнее положение было насквозь непривычно.
Кацуба, надо полагать, испытывал те же чувства. Их игры всегда проходили по
одним и тем же правилам, не менявшимся исстари. Никто и подумать не мог, что
начнутся д р у г и е игры, что будет Тилькара...
– Как думаешь, не врет насчет драгун? – спросил Кацуба.
– Что, жаждешь триумфа?
– Интересно просто. В жизни со мной не случалось...
– Случится, – сказал Мазур. – Они ж обязательно
стрескают Чунчо без хлеба и кетчупа, вон как глазенки горят предвкушением
доброй охоты... А вот нам после карнавала с ряжеными драгунами придется дома
год отписываться. И это – последний из рассказов о Маугли... Верю, что мы
доберемся домой благополучно, но вот не верю нисколечко, что Родина щедро
напоит нас березовым соком: не вылететь бы без пенсии...
– За что это?
Мазур хмыкнул, показав на вертолеты вдали:
– За сотрудничество со спецслужбами страны пребывания...
– Брось, – сказал Кацуба без особой
убежденности. – Времена все-таки не те.
– Времена всегда разные, а вот люди – те же самые...
Вернулся капитан Эчеверриа, вежливо сказал Мазуру:
– Прошу вас на два слова, коммодор...
Они отошли к деревьям. Поискав глазами Ольгу, Мазур увидел,
что она стоит не так уж и далеко, сунув руки в карманы куртки, выпрямившись,
неотрывно глядя, как входят в воду аквалангисты – неуклюже переступая, высоко
задирая ноги в широких черных ластах, шлепая по мелководью. Поза девушки
показалась ему напряженной. Он вопросительно оглянулся на капитана.
– Знаете, – вполголоса сказал Эчеверриа, – мы с
сеньоритой Карреас довольно давно работаем вместе. У меня есть и личные причины
озаботиться ее судьбой...
– Я знаю, – осторожно сказал Мазур. – Она мне
говорила.
– Я тогда был очень молод и очень глуп... а быть может, и
нет. Тогда просто невозможно было предсказать, что она станет... Вы знаете, она
всерьез намеревается стать первой в Латинской Америке женщиной, которая
возглавит секретную службу.
– Не удивлюсь, если это когда-нибудь случится...
– Я тоже. Не беспокойтесь, коммодор. Прошлое... перегорело.
И мне сейчас не о чем жалеть. Вовремя понял, что я – не ее половинка. Ей нужен
человек, в котором идеально сочетался бы и властелин, и покоренный женщиной
мужчина. Это вовсе не столь уж фантастическое, как может кому-то показаться,
сочетание. На мой взгляд, оно как раз вам и свойственно. Короче говоря, есть
вещи, о которых даже в конце двадцатого века, при всей эмансипации молодая
женщина из общества не может говорить с мужчиной. Пришлось на правах д р у г а
взять эту миссию на себя. – Он усмехнулся. – Правда, у меня нет
красного платка, это у нас обычай...
– Я знаю, – тусклым голосом сказал Мазур. –
Всадники на конях с красными лентами в гривах скачут к дому девушки и кричат:
«Фуэго!»
– Вот именно. Я готов подойти к ней и сказать: «Фуэго!»
Настал момент, когда недомолвок не осталось, глупо было
думать, что он не настанет... Глядя в землю, Мазур вовсе уж севшим голосом
произнес:
– Вам нет нужды себя утруждать.
– Вы меня правильно поняли, коммодор?
– Совершенно, – сказал Мазур. – Вы великолепно
говорите по-английски, а я прекрасно его понимаю...
– Но я, простите, вас не понимаю. Вы на нее разозлились?
– Нет. Ничуточки. Я не гожусь в мужья блистательной
наследнице поместий и плантаций, капитан. Только-то и всего. У меня нет ничего,
кроме пригоршни орденов. И квартирки, при одном взгляде на которую ее швейцар –
есть же у нее какой-то швейцар? – умрет от смеха.
– Такой ход рассуждений делает вам честь, – сказал
Эчеверриа. – Однако позвольте вам напомнить, что менталитет здешнего
общества во многом отличается от свойственного вашей родине. Могу вас заверить
честным словом офицера, что подобный брак в глазах здешнего общества не будет
чем-то необычным и не вызовет ровным счетом никаких суждений, которых вы могли
бы стыдиться.
– Все равно.
– Есть и другой вариант, – сказал Эчеверриа. – То,
о чем я вам сейчас скажу, санкционировано вышестоящим командованием... Не
хотите быть безденежным эмигрантом – будьте респектабельным морским офицером.
Мы – нация эмигрантов, коммодор, для нас всякий приезжий, владеющий нужной для
страны профессией, желанный и уважаемый человек. Я вытряхнул из Смита все, что
касалось вас. Просто морских офицеров у нас достаточно, но вот профессионалов
подводной войны с вашим опытом и выучкой почти нет. На границе неспокойно, чочо
наглеют, новые военные действия не исключены... Я вам гарантирую офицерское
звание нашего военного флота, аналогичное тому, что у вас было в России, –
и весьма неплохие перспективы служебного роста. У вас просто не будет
конкурентов. Наши воздушно-десантные войска когда-то ставил англичанин, а
зенитную артиллерию – поляк. Они умерли в высоких чинах, кавалерами всех
мыслимых орденов... Мы коронадо – сплав всех наций Европы. Вас просто не в чем
будет упрекнуть.
– Понимаете, вот какая штука... – сказал Мазур. –
С тех самых пор, как существуют н а ш и подразделения, не было ни одного
предателя. Ни единого.
– При чем тут предательство? Мы что, воюем, я имею в виду
наши страны? Вы что, чему-то изменяете? Я запросил в разведке кое-какие
подробности о ваших армейских порядках... Вы хоть завтра можете законнейшим
образом выйти в отставку. И совершенно официально обратиться в наше посольство.
Более того... Никоим образом не хочу вас уязвить, но я знаю, в пересчете на
доллары, какую пенсию вам будут платить... Простите, в такие цифры не поверит
ни один здравомыслящий человек, но ребята из внешней разведки уверяют, будто
так и в самом деле обстоит... Если бы со мной так обошлась моя страна после
двадцати с лишним лет службы, то, при всей моей любви к ней...