К ней опасливо подошел толстый индеец – тот самый, в
городском пиджаке на голое тело, с увесистым серебряным крестом на груди.
Кто-то из толпы попытался было вклиниться со своими объяснениями, но теперь уже
индеец рявкнул на него так, что сразу стало ясно: он и есть местная власть. Как
это у них называется? Ага, сеньор алькальд.
Священник и алькальд что-то возбужденно объясняли Ольге. Она
слушала, спрятав пистолет и страшную городскую бумагу. Народ безмолвствовал в
полном соответствии со строками пушкинской трагедии. Сидевший докурил сигару и
отшвырнул дымящийся бычок, едва не угодив на чью-то босую ступню. Хозяин ступни
молча шарахнулся, его подтолкнули локтем, призывая к тишине и спокойствию.
– Н-да, Шекспир в мягком бумажном переплете... –
покрутил головой Кацуба. – В таких местах иногда самые натуральные
шекспировские страсти случаются, дело-то не в декорациях, а в бурлении и накале
эмоций...
– Да что такое? – жадно спросил Мазур.
– Чудище с зелеными глазами, сиречь ревность. Вон тот
обормот, на которого они все напирают, – местный охотник. Надо полагать,
особенной любовью односельчан не пользуется, как оно и бывает на всех широтах:
они все нищие, но прикованы к своим клочкам земли, охотник ничуть не богаче, но
как бы свободнее – шляется себе по лесам целыми днями, пока другие в поле
горбатятся... Вон как вызверились... Другому бы, глядишь, с рук и сошло...
– Что сошло? Да объясни ты!
Кацуба повесил автомат на плечо, почесал в затылке:
– Говорю тебе – Шекспир. К женушке повадился какой-то
хваткий парень... я не понял, кто такой, какое-то местное слово... ага, ясно,
нечто вроде караванщика, караваны лам на базар гоняет, а это, по здешним
меркам, фигура – и денежки в кармане звенят, и городское обхождение знает...
Короче, вернулся охотничек раньше срока и застукал парочку «ин флагранте»
[38]
. Кавалер успел рвануть в неизвестность, не утруждая себя
надеванием порток, а вот неверная женушка доигралась... Мачете видишь? Все в пятнах?
– Он ее, что...
– Ага. Рубанул пару раз – и ни печали тебе, ни воздыхания...
А местные, да будет тебе известно, гомонят отнюдь не из ярого законопочитания.
Мотивы тут сугубо житейские: полиция наедет, следствие будет вести, пока всех
кур не слопает и все вино не выжрет, да вдобавок у покойницы в соседнем селении
– весьма богатая по здешним меркам и влиятельная родова, с них станется
нагрянуть в гости с ружьями и бензинчиком... Бывали, говорят, прецеденты,
деревни в таких случаях дотла выгорают. Закон в этих местах – понятие
относительное... Погоди!
Он подошел к троице и вступил в разговор. Мазур остался в
одиночестве, торчал с автоматом на плече, как болван, посреди пыльной улочки.
Две худые собаки, подойдя совсем близко, с любопытством к нему принюхивались.
Толпа кидала искоса боязливо-любопытные взгляды. В первом ряду Мазур заметил
молодую индеанку, которая в городском платье и с хорошей косметикой смотрелась
бы не хуже иных манекенщиц, и подумал, что ревность и прочие страсти здесь
выглядят, в общем, столь же естественными, как и в более цивилизованных местах.
Где красота, там и все сопутствующее...
Кацуба вдруг подошел к сидевшему на крыльце – тот, не
меняясь в лице, что-то коротко сказал в ответ на вопрос и подвинулся, – а
толстый алькальд, надсаживаясь, принялся орать на односельчан. Те, поворчав
немного, принялись понуро расходиться, кое-кто с любопытством оглядывался.
Вслед за ними, повинуясь решительному Ольгиному жесту, поплелся и сам алькальд,
что-то ворча под нос. Проходя мимо Мазура, почтительно раскланялся – и украдкой
поддал кулаком индейской красавице, через плечо пославшей Мазуру совершенно
недвусмысленный взгляд.
Потом подошел священник, лицо у него было крайне усталое,
печальное. Не зная, как себя держать, Мазур коротко покло-нился.
– Меня зовут отец Гальвес, – сказал старик. –
Сеньорита спрашивала про герильеро – их здесь нет, не беспокойтесь. Давненько
не бывало – разве что п р е ж н и е, еще при доне Астольфо... Не скажу, что
ваше предложение мне по душе, но, может быть, так и лучше... Проведя столько
лет в глуши, начинаешь на многое смотреть иначе...
Ничего не понимая, Мазур на всякий случай кивал с умным
видом. Старик печально улыбнулся:
– Когда я был молодым, все казалось простым, ясным и заранее
разложенным по полочкам. И только с годами начинаешь понимать, что иногда
высшая мудрость – в том, чтобы н е б ы т ь судьей, как Спаситель и
учил... – Он поднял руку и осенил Мазура крестным знамением. – Думаю,
до утра ничего т а к о г о не случится, но с рассветом все же постарайтесь уехать
побыстрее... Если не погнушаетесь скромным гостеприимством – милости прошу на
ужин...
Кивнул и пошел прочь, подметая подолом рясы сухую
серо-коричневую землю. Так ничего и не поняв, Мазур направился к хижине,
спросил издали:
– Объяснит мне кто-нибудь, до чего вы тут договорились?
– Все очень удачно складывается, – сказала
Ольга. – У него, – она показала на невозмутимого охотника, отрешенно
беседовавшего с Кацубой, – есть лодка, дряхленькая, но с мотором. До
Чукумано, если водой, – километров восемьдесят, ты не так уж и заблудился,
просто забрал в сторону... На рассвете отплываем. Он согласен быть проводником
– за ружье. Ну, сам понимаешь, ружье с запасом патронов ему скоро понадобится,
собирается уходить в лес, к барбарос, потому что иначе либо полиция его
прихватит, либо родственники жены, что гораздо вероятнее, отправят к праотцам
без всякой лишней экзотики вроде столба пыток или снятия скальпа...
– И что, удастся ему спрятаться? – с любопытством
спросил Мазур.
– Наверняка. Сбежавший любовничек не из той деревни, где
живут родственники жены, так что, пока там узнают, он уже будет далеко. В лесах
кого только нет...
– Погоди, – сказал Мазур, понизив голос. – О н а,
значит, там? – Он кивнул на дверной проем.
– Где же ей быть? Хоронить неверную супругу он отказался
категорически, завтра старухи займутся... Алькальду я сказала, что мы из
полиции и сами его увезем в город. По-моему, он не до конца поверил, продувная
бестия, однако для него главное – избежать лишних неприятностей. Да и падре,
пусть и без особого воодушевления, нашу идею поддержал, вот алькальд и
обрадовался случаю спихнуть с себя всякую ответственность, избежав при этом
тягостного постоя полиции. П о т о м, конечно, некоторый шум все же поднимется,
когда прознают родственники, но хлопот будет не в пример меньше... – И по
неисповедимой женской логике вдруг с интересом спросила: – А ты мог бы меня вот
так вот убить?
– Изменишь – узнаешь, – мрачно сообщил Мазур.
– С кем? – Она тоскливо огляделась. – Одни
«индиос», и все мои платья – в Барралоче... Алькальда, что ли, совратить?
– Вот тогда я тебя точно зарежу, девушка из общества, –
сказал Мазур.