Нагие и мертвые - читать онлайн книгу. Автор: Норман Мейлер cтр.№ 201

Обманщик и насмешник!

Риджес плакал от горечи, от несправедливости, от отчаяния; плакал от изнеможения и крушения надежд, от открывшейся ему истины, что все бессмысленно.

Гольдстейн стоял рядом, держась за плечо Риджеса, чтобы сохранить в воде равновесие. Время от времени он шевелил губами, потирал дрожащими пальцами свое лицо. У него не было слез. Он стоял возле Риджеса с тяжелым чувством человека, узнавшего, что тот, кого он любил, мертв. В этот момент он не испытывал ничего, кроме смутного гнева, глубокой обиды и полной безнадежности.

— Пойдем, — пробормотал он.

Риджес наконец поднялся, и, шатаясь, они медленно побрели по воде, чувствуя, что уровень ее снижается до колен. Река расширялась и мельчала. Галька под ногами сначала сменилась илом, а потом появился песок. Они миновали изгиб русла и за ним увидели солнечный свет и океан…

Через несколько минут они добрались до побережья. Несмотря на усталость, прошли еще несколько сот ярдов. Находиться слишком близко к реке было как-то неприятно.

Как бы по взаимному молчаливому согласию, они растянулись на песке ничком и лежали неподвижно, уткнувшись головой в руки, а солнце согревало им спину. Была середина дня. Им ничего не надо было делать, только ждать возвращения взвода и десантного судна, которое должно было их подобрать. Они потеряли свои винтовки, рюкзаки и продукты, но не думали об. этом. Сейчас они были слишком измучены.

Они лежали так до вечера, слишком обессиленные, чтобы сдвинуться с места, ощущая блаженную радость отдыха и солнечного тепла. Они не разговаривали. Их недовольство было направлено теперь друг против друга, ими овладела тупая и раздражающая ненависть, какая бывает у людей, переживших вместе что-то унизительное. Время летело, они то впадали в полузабытье, то приходили в себя и снова погружались в сон, просыпаясь с ощущением тошноты, которая появляется после долгого лежания на солнце.

Гольдстейн наконец сел и потянулся к своей фляге. Очень медленно, как будто делал это впервые в жизни, он отвинтил крышку и поднес флягу ко рту. Только теперь он понял, как сильно ему хочется пить. Вкус воды вызвал у него исступленное восторженное чувство. Он заставил себя пить медленно, опуская флягу и снова поднося ее ко рту для каждого глотка. Когда она была наполовину опорожнена, он заметил, что Риджес наблюдает за ним, и почему-то сразу понял, что у Риджеса воды не осталось.

Риджес мог пойти к реке и наполнить свою флягу, но Гольдстейн понимал, что означало это «пойти». Он был так слаб. Мысль, что надо подняться и пройти хотя бы сотню ярдов, была мучительной, и Гольдстейн не мог даже подумать об этом. И Риджес, должно быть, чувствовал то же самое.

Гольдстейна охватило раздражение. Почему Риджесу не хватило предусмотрительности и он не сэкономил воду? С упрямой решимостью он снова поднес флягу ко рту. Но вкус воды стал неожиданно противным. Гольдстейн почувствовал, как она нагрелась. Он заставил себя сделать еще один глоток. Затем, сгорая от стыда, протянул флягу Риджесу:

— На. Хочешь пить?

— Да.

Риджес пил жадно. А когда почти опорожнил флягу, взглянул на Гольдстейна.

— Мне не надо, пей до конца, — тихо сказал Гольдстейн.

— Завтра нам придется поискать в джунглях какой-нибудь еды, — молвил Риджес примирительно.

— Я знаю, — кивнул Гольдстейн.

Риджес слабо улыбнулся:

— Мы с тобой как-нибудь поладим.

Когда Рот сорвался в пропасть, взвод был потрясен. Целых десять минут люди стояли неподвижно на каменистом выступе, тесно прижавшись друг к другу и от испуга не могли двинуться дальше. Всех охватил непередаваемый ужас. Они словно прилипли к скале, пальцами цеплялись за трещины в ней, а ноги у них подкашивались. Крофт сделал попытку привести их в чувство, но люди пугались его команд, пугались его голоса, как собаки пугаются сапога хозяина. Вайман рыдал в нервном припадке, рыдал тихо, тонким монотонным голосом, с которым сливались голоса остальных — ворчливые выкрики, или слабый стон, или истеричная ругань, столь беспорядочные и бессвязные, что люди едва ли сознавали, что именно они издавали их.

Наконец они смогли овладеть собой настолько, чтобы продолжать путь, но шли теперь страшно медленно, не решаясь сдвинуться с места перед самыми мелкими препятствиями, и исступленно цеплялись за скалистую стену всякий раз, когда выступ в скале снова сужался. Через час Крофту удалось вывести их из ущелья. Выступ расширился и шел через хребет; за ним не было ничего, кроме другого глубокого ущелья и другого обрывистого ската. Он привел их на дно ущелья и начал было новый подъем, но солдаты не последовали за ним. Один за другим они распластались на земле, глядя на него бессмысленно и тупо.

Почти стемнело, и Крофт понимал, что не сможет больше заставить их идти: они были слишком измучены и напуганы, и мог произойти новый несчастный случай. Он приказал сделать привал, давая свое согласие на то, что было уже свершившимся фактом, и уселся среди них.

На следующее утро надо будет одолеть еще один обрывистый склон, пересечь несколько горных лощин, а затем — главный хребет. Они смогли бы это сделать за два-три часа, если… если только удастся их заставить. Сейчас он серьезно сомневался в этом.

Люди спали плохо. Было очень трудно найти ровную площадку, к тому же все очень устали, руки и ноги ныли. Большинство лишь дремало, громко разговаривая во сне. В довершение ко всему Крофт распорядился выставить пост, приказав сменяться через час; люди просыпались раньше и в течение долгих томительных минут нервно ожидали своей очереди, а вернувшиеся с поста подолгу не могли заснуть снова. Крофт знал все это и знал, что людям нужно получше отдохнуть и что практически маловероятно, чтобы на горе мог оказаться какой-нибудь японец, но он понимал, что сейчас важнее этого было не нарушать воинский распорядок. Смерть Рота временно пошатнула его власть командира, и было крайне важно восстановить положение.

Последним на посту стоял Галлахер. Было очень холодно в этот предрассветный час. Он проснулся ошеломленным, в каком-то дурмане, и сидел завернувшись в одеяло, весь дрожа от холода. В течение долгих минут он мало что сознавал, находясь во власти странной иллюзии и воспринимая огромный силуэт горного хребта, высившийся над ним, как некую более глубокую границу ночи. Так он продолжал сидеть, полусонный, покорно ожидая утра и солнечного тепла, в полной апатии. Смерть Рота казалась сейчас чем-то далеким. Галлахер почти полностью отключился от окружающего и лениво воскрешал в памяти давно забытые приятные моменты, словно ему было необходимо сейчас хранить где-то глубоко в себе этот маленький теплый огонек, чтобы противостоять холоду ночи, громадному простору гор, своему изнеможению и, возможно, подстерегающей кого-нибудь еще во взводе смерти.

Рассвет приходил в горы медленно. В пять часов небо посветлело настолько, что Галлахер ясно увидел вершину хребта, но в течение следующего получаса все оставалось по-прежнему. Однако все в нем жило спокойным ожиданием рассвета. Солнце скоро пробьется над восточным склоном горы и спустится в их маленькое ущелье.