Нагие и мертвые - читать онлайн книгу. Автор: Норман Мейлер cтр.№ 199

— Еще есть время покаяться, — проговорил он скорбным и торжественным голосом.

Гольдстейн наблюдал за ними с безучастным видом, испытывая смутное недовольство.

— Ты можешь попасть в царство небесное, — проговорил Риджес таким загробным голосом, что его почти не было слышно. Его слова отдавались в голове Уилсона эхом струн контрабаса.

— А-а-а-а, — пробормотал Уилсон.

— Ты раскаиваешься? Просишь прощения?

— Да-а, — вздохнул Уилсон. Кто говорит с ним? Кто это лезет к нему? Если он согласится, может, они оставят его в покое? — Да-а, да, — пробормотал он снова.

На глазах Риджеса выступили слезы. Им овладело благоговейное чувство. Мать когда-то рассказывала ему о грешнике на смертном одре… Он всегда помнил ее рассказ, но никогда не думал, что сам может сделать что-то благое для ближнего.

— Уйдите прочь, проклятые японцы!

Риджес вздрогнул от удивления. Неужели Уилсон уже забыл о своем покаянии? Но Риджес не допускал этого. Если Уилсон раскаялся, а затем отказался от своего покаяния, его наказание будет вдвойне ужасным. Ни один человек не осмелится на такое.

— Только помни, что ты сказал! — пробормотал Риджес почти со злостью. — Смотри, а то будет еще хуже…

Опасаясь услышать от Уилсона еще что-нибудь, Риджес поднялся на ноги, поправил. одеяло на ногах Уилсона и снова впрягся в лямки. Через несколько секунд они тронулись дальше.

Через час они достигли джунглей. Риджес оставил Гольдстейна с носилками, а сам отправился разведывать местность. В нескольких сотнях ярдов он обнаружил тропу, которую взвод прорубил четыре дня назад. Риджес ощутил слабую радость от того, что его расчеты оказались столь точными. На самом же деле он пришел к тропе почти инстинктивно. Он всегда плохо ориентировался в расположении биваков, лесных дорог в джунглях, участков побережья; все они казались ему одинаковыми, но по холмистой местности он мог идти с относительной уверенностью.

Риджес возвратился к Гольдстейну, они двинулись снова и достигли тропы через несколько минут. С тех пор как ее проделали, тропа успела основательно зарасти, а дожди размыли ее, и она стала грязной. Они шли, шатаясь, то и дело оступаясь и поскальзываясь, не находя одеревенелыми ногами опоры в жидкой грязи. Будь они менее усталыми, они, возможно, заметили бы разницу: солнце больше не пекло, зато почва стала нетвердой, и им приходилось преодолевать сопротивление кустарников, ползучих растений и острых шипов. Однако они едва замечали это. По сравнению с тяжестью носилок отдельные изменения и трудности пути не имели для них значения.

Они продвигались вперед теперь еще медленнее. Тропа не превышала ширины плеч человека, и в отдельных местах носилки застревали. В одном или двух местах их вообще невозможно было пронести, и Риджес поднимал Уилсона с носилок, взваливал его на плечо и продирался с ним вперед, пока тропа снова не расширялась. Гольдстейн следовал позади с носилками.

В том месте, где тропа подходила к реке, они сделали большой привал. Это решение пришло как-то само собой. Они остановились передохнуть на минуту, но минута растянулась на целых полчаса.

Уилсон стал беспокойнее, начал колотить кулаками по носилкам. Они попытались утихомирить его, но ему, видимо, представлялся какой-то кошмар, он продолжал размахивать своими ручищами и колотить по носилкам.

— Успокойся, — умолял его Гольдстейн.

— Они хотят убить меня! — завопил Уилсон.

— Никто тебя не тронет. — Риджес попытался удержать руки Уилсона, но тот высвободил их, по его лбу струился пот.

— О, боже! — простонал Уилсон. Он попытался соскользнуть с носилок, но они удержали его. Ноги Уилсона постоянно дергались, через каждые несколько секунд он садился, а затем со стоном падал назад. — Ба-у-у-у-м, — бормотал он, подражая звуку миномета и защищая руками свою голову. — О-о-о-х, вот они идут, они идут, — хныкал он. — Какого дьявола я торчу здесь?

Им стало страшно. Они сидели возле него тихо, отвернувшись друг от друга. Впервые с тех пор, как они вновь вступили в джунгли, они показались им враждебными.

— Замолчи, Уилсон, — сказал Риджес. — Ты накличешь на нас японцев.

— Я умру, — пробормотал Уилсон. Он попытался подняться, и ему почти удалось сесть, но затем он снова упал на спину. Когда он смотрел на них, его глаза были ясными, но очень усталыми. Секунду или две спустя он проговорил: — Я в плохой форме, ребята. — Он попытался сплюнуть, но слюни повисли у него на подбородке. — Даже не чувствую дыру у себя в животе. — Его пальцы нервно щупали всю в засохшей крови повязку на ране. — У меня там полно гноя. — Он вздохнул, облизывая языком сухие губы. — Я хочу пить.

— Тебе нельзя пить, — сказал Гольдстейн.

— Да, я знаю, мне нельзя пить. — Уилсон слабо засмеялся. — Гольдстейн, ты как баба. Если бы не это, ты мог бы быть хорошим парнем.

Гольдстейн не ответил. Он слишком устал, чтобы уловить какой-то смысл в этих словах.

— Чего тебе, Уилсон? — спросил Риджес.

— Пить.

— Ты уже пил.

Уилсон опять начал кашлять, кровь выступила из запекшихся липких уголков его рта.

— А-а-а, уйдите вы прочь! — Несколько минут он молчал, его губы машинально шевелились. — Все никак не могу решить, вернуться мне к Алисе или к другой…

Уилсон почувствовал, что у него внутри произошли какие-то перемены. Ему казалось, что рана куда-то пропала, а в животе осталась только дырка и что можно засунуть пальцы в эту дыру и ничего там не найти. Мутными глазами он смотрел на своих товарищей. На какое-то мгновение его зрение сфокусировалось, и он ясно их разглядел. Лицо Гольдстейна вытянулось, скулы торчали, нос походил на клюв. Радужная оболочка глаз в покрасневших веках приняла болезненный ярко-голубой цвет, а русая борода стала рыжевато-коричневой и грязной, закрывая собой тропические язвы на подбородке.

Риджес же походил на загнанное животное. Его крупные, тяжелые черты лица вытянулись более обычного, рот был раскрыт, нижняя губа отвисла. Дышал он тяжело и шумно.

Уилсону хотелось сказать им что-нибудь приятное. «Ведь они такие славные ребята, — думал он. — Их никто не заставлял тащить меня так долго».

— Я благодарен вам, ребята, за все, что вы сделали для меня, — пробормотал он. Но это было не то, что ему хотелось сделать. Он должен им что-то подарить. — Послушайте, ребята. Я все собирался наладить самогонный аппарат, только беда в том, что мы никогда не бываем подолгу на одном месте. Но я его сделаю. — Он ощутил прилив энергии, последнюю вспышку ее, и, пока говорил, верил себе. — Никаких денег не надо, если есть самогонный аппарат. Сделай его — и пей сколько пожелаешь. — Сознание покидало его, и усилием воли он старался вернуть его. — Но я обязательно сделаю его, как только мы вернемся назад, и дам каждому из вас по полной фляге. По фляге — бесплатно.

На их вытянутых лицах не появилось никакого выражения, и он покачал головой. Пообещать им лишь это было слишком мало за то, что они сделали.