Вечера в древности - читать онлайн книгу. Автор: Норман Мейлер cтр.№ 95

Не будучи, таким образом, в состоянии двигаться, я сказал себе, что вряд ли смогу приблизиться к костру, если не обрету силы.

И тут мне в голову пришла одна мысль. Раз я нахожусь на чужой земле, почему Боги, живущие в этих деревьях, выказывали мне Свое доверие? Отчего Они не предпочли разбойников у костра? Ведь это же их страна. Может быть, оттого, что эти два здоровых парня — теперь я мог слышать, что их всего двое, — пьяны и их сознание походит на болото, растекающееся во всех направлениях. Такова сила вина. В конечном счете оно ведь представляет собой сок умирающего винограда; напиться — значит узнать приближение смерти. Поэтому они находились очень далеко от пребывавших поблизости Божеств. Я же был близок к ним, так близок, как листья деревьев, касающиеся моей головы. Именно тогда я понял, что Боги этих деревьев оскорблены грубостью тех, кто посмел напиться в Их присутствии. Поэтому мне не было надобности прикасаться к дереву, а следовало меньше думать о том, что мне надо сделать, а вместо этого держаться поближе к духам ближайшей ветки. В этот момент я ощутил на себе благословение леса. По запаху я мог даже определять счастливые деревья и те, кому было плохо, — какая между ними была разница! Одно жаловалось, что его корни растут среди множества камней, другое было свежим и молодым, но его затеняло более высокое дерево. Еще одно было расколото молнией и после этого удара выросло до огромных размеров. Так оно и стояло, подобное изуродованному великану, и побуждало хранить молчание. Я склонил голову, как будто действительно проходил мимо великана, парня, который теперь мог смотреть лишь в небо. Наконец я сумел понять, что эти деревья даруют мне свою добрую силу, если я выкажу им уважение, и я продвигался вперед, взвешивая каждый свой шаг. В их окружении я ощущал приятный покой, и, пройдя сквозь то, что эти деревья имели мне предложить (а их мысли были так чисты, что мои чувства воспринимали их словно благовония), я наконец достиг края маленькой полянки, на которой горел костер. Я увидел двух пьяных разбойников. Они боролись друг с другом, и движения их мокрых от жара костра тел напоминали танец, а из старых шкур, в которые они были одеты, у каждого высовывался наружу член.

Увидев мой меч, они пронзительно вскрикнули, а затем отпрыгнули друг от друга — мудрый ход. Теперь я не мог напасть на одного без того, чтобы не подставить спину другому. Однако у меня появился и выбор — на кого первого напасть. Оба они были высокими, но один был сухощав и хитер, как быстрое животное, тогда как тело второго могло бы показаться мне похожим на мое собственное — с развитыми мышцами, и, повинуясь какому-то безошибочному чувству, мудрости, если я могу это так назвать, дарованной мне деревьями, я кивнул обоим, улыбнулся, а затем быстрым движением руки — быстрее, чем когда-либо раньше, — я проткнул своим мечом грудь сухощавого и почувствовал, как его сердце устремилось вверх по моей руке. Сияние вспыхнуло у меня внутри, как будто меня коснулся Усермаатра-Сетепенра. До этого мига никогда, даже со своим Царем, не знал я такого момента, подобного, как мне показалось, удару молнии, если молния могла вселить просветленность, а затем лицо поджарого разбойника стало меняться. Уловки, к которым он прибегал в отношениях с другими людьми, одна за другой отразились на его лице: воровство, предательство и нападение из засады — вот какими были его скрытые лица, но в конце я увидел хорошего человека, не лишенного храбрости, и он умер с мирным выражением лица.

За то время, что я глядел на содеянное, другой разбойник мог бы убежать, но вместо этого он схватил камень и бросил его мне в голову. Я пригнулся, но он поднял еще два, и я засмеялся от счастья, что мы сможем помериться силой, и двинулся на него. Он бросил один камень. Я вновь пригнулся. Второй он запустил мне в грудь, и я поймал его свободной рукой. Когда он наклонился, чтобы подобрать следующий, я сбил его на землю тем камнем, что держал в руке, сильным ударом в шею, положившим конец его борьбе. Пока он стоял на коленях, в тумане, как корова, которой нанесли удар, перед тем как зарезать, я вынул меч и его плоской стороной стал бить разбойника пе? спине, покуда она не стала мягкой, как отбитый кусок мяса, но очень живой, уверяю вас, поскольку завывал он, как раненое животное, но тихонько. У него не осталось никакой воли, чтобы послать ее своим мышцам.

Именно тогда я обнаружил дар, что Усермаатра-Сетепенра оставил в моих кишках. Это был поистине дар. Я знал с тех пор, как Он схватил меня за волосы и овладел мною через место, до которого не дотрагивался ни один человек, что во мне осталось что-то новое, но не знал, как им воспользоваться, но раньше у меня никогда и не было такого часа. Теперь же я смог ощутить этот дар. Не было ничего проще, чем овладеть сзади мальчишкой или мужчиной, если он был достаточно слаб. Я не раз проделывал это, когда сам был еще мальчишкой, с более слабыми мальчишками, с животными, с девушками, когда мог их найти. Надо было всего лишь найти такую, чей отец и братья боялись тебя больше, чем ты их, но в любом случае я не придавал всему этому никакого значения. Я был воин, а не любовник, и даже не воин, а река. Прибывающая вода подымалась, и я подымался вместе с ней».

Здесь Мененхетет умолк, прежде чем продолжить: «Я хочу еще раз пояснить, Великий Бог, что говорю в простоте понимания, которое было дано мне в первой жизни. В те годы у меня никогда не бьио мыслей о теле, в которое я входил. Скорее я делал это, чтобы обрести покой, исходящий от Богов. Столько же знает и животное. Смею заметить, я видел такой свет в теле животного. Поэтому в отношении того разбойника для меня не бьио ничего нового за тем исключением, что его спина и ребра выглядели бы как мои собственные, если бы не бьии так тщательно обработаны плоской стороной моего меча. И все же я никогда ранее не получал такого удовольствия от обладания мужчиной. Моя рука вцепилась в густые волосы на его затылке, и я почувствовал, как мой член распухает до Царских размеров. Я бьи велик от того дара, что получил от Рамсеса Второго. Ни одна дверь не могла противостоять моему рогу. Разбойник заверещал, как выпотрошенный зверь. Первый удар мясника оказался неточным, и несчастное животное заметалось по лавке с вываливающимися потрохами, в то время как покупатели кричат, а мясник ругается. Вот такие звуки этот приятель издавал подо мной, и я даже почувствовал последние остатки его силы — те, что у каждого человека соединены с его Тайным Именем, если мне будет позволено так выразиться, так как это нечто перешло прямо в мой живот, словно мои чресла пили из него эту силу — о, как я любил его задницу. Она принадлежала мне. Я был почти не в состоянии втягивать ноздрями воздух, столь насыщенными были мои ощущения. Мне и раньше приходилось пользоваться дырами, но, как я уже сказал, лишь ради того, чтобы обрести умиротворение. В этот же раз я был готов украсть у этого бродяги семь душ и духов, и, когда я извергся, там было все, что было вложено в меня Рамсесом Великим, то самое послание, которое Он начертал на стенах моих внутренностей. Точно так, как сама моя сердцевина была украдена у меня Фараоном, так же и я украл ее у другого и знал, что этому никогда не будет конца. Теперь мое желание было таким же ярким, как цвет моей крови, и я знал, что буду пытаться украсть семь душ у всех, кого встречу; да, когда я закончил, то, конечно, я поцеловал этого парня в губы, вытер свой член о его ягодицы в знак признательности за удовольствие, которое он мне дал, а затем засунул его ему в рот, чтобы вновь ощутить прилив сил.