– Я не знаю,– всхлипывает сидящая ко мне спиной главная героиня. – Я... понимаешь... я его любила. – Она берет из вазы салфетку и утыкается в нее лицом.
– Стоп! – кричит Антон. – Оля, я же тебя просил! Когда ты говоришь: «Катенька, не переживай», – ты должна взять Катю за руку. Ты ее очень любишь, она твоя лучшая подруга. Ты хочешь ей помочь. И лицо, – он подбегает к ней, – гримеры, сделайте мне так, чтобы у нее тоже слеза потекла. Одна.
– Сцена два. Дубль три, – командует помреж.
Я подхожу сзади к сидящим на режиссерских стульях Антону и Ване:
– Здравствуйте, коллеги! – Антон оборачивается, видит меня и кричит: – Стоп! Технический перерыв десять минут!
– Ты чего, не мог Сироткина удержать, гнида? – шиплю я на него.
– Да черт с ним! – Антон отмахивается. – Пойдем, я тебя с главной героиней познакомлю. Катенька, душа моя, подойди к нам, а? Чувак, ты даже не представляешь, с кем будешь играть! Она нереально хороша!
– А чего же ты сам с ней не сыграешь?
– Я режиссер, старичок! – Антон поправляет надетую по случаю съемок бейсболку.
Девушка Катя оборачивается и делает несколько шагов по направлению к нам. Застенчиво улыбается, оправляет платье. Антон смотрит на нее, как влюбленный студент-первокурсник смотрит на старшеклассницу, которая живет в соседнем доме, и говорит с придыханием:
– Это Катя. Катя, познакомься, это Андрей!
Но если Антон на самом деле не студент, то Катя – на самом деле школьница. Та самая, «сетчатая», из Наташкиной школы, ошибок у меня не бывает.
– Привет! – Катя отбрасывает с лица непослушную прядь высветленных волос. – А мы, кажется, знакомы.
– Что?! – глаза Антона начинают метать молнии. Он смотрит то на нее, то на меня. – Давно?
– Пару раз виделись. – Я киваю и по-доброму так улыбаюсь. – Антон, Ваня, можно вас на секунду, у меня тут вопрос один, по проекту.
– Катюш, ты отдохни пока. Кофейку там выпей, ага? – Антон посылает ей воздушный поцелуй и идет за нами.
– Она моя муза, – мечтательно произносит он, когда мы отходим в сторону и садимся на ящики из-под оборудования. – Подумать только! Мы с ней всего одну ночь сценарий читали, а играет, будто неделю за ним сидела...
– По ходу сядешь ты. И не за сценарий! – резко обрываю его я.
– Чего?
– Ты знаешь, сколько лет твоей музе, мудило?
– Ну... девятнадцать – двадцать... второй курс Института иностранных языков...
– Каких языков, баран?! – ору я. – Она учится в выпускном классе в Наташкиной школе!
– Иди ты! – бросает Ваня.
– Ты... ты уверен? – дрожащим голосом спрашивает Антон.
– Ослина похотливая!
– Кто бы говорил!
– Я не сплю со школьницами!
– Я тоже! – Антон осекается. – То есть... ну я же не знал!
– Педофил!
– Ей наверняка семнадцать!
– Ты ее паспорт видел? – Кажется, у меня срывается голос. – Может, она с шести лет в школу пошла! Спроси сегодня у ее папочки, кретин!
– Да... – задумчиво говорит Ваня. – Главное, ее теперь с площадки не уберешь. Она на него тут же накатает заяву за изнасилование.
– Чуваки, – Антон растерянно оглядывается, – чуваки, чего же мне делать-то? Дрончик, может, ты с ней поговоришь?
– Насчет чего? Насчет возраста или насчет ментовки? – тычу Ваню в грудь. – А ты куда смотрел? Непонятно было, сколько ей лет?
– Я-то тут при чем? Он сказал, студентка! – отталкивает меня Ваня. – Играет-то она и вправду офигенно!
– Я с ней играть не буду, – жестко говорю я. – У меня отношения с ее учительницей. Наташка может подумать, что я тут тоже поучаствовал.
– Может, ты хотя бы материал посмотришь? – умоляюще смотрит на меня Антон. – Ты не представляешь! Это отрыв башки!
– Отрыв башки – у тебя!
Ваня отходит и возвращается с ноутбуком:
– Дрон, серьезно, посмотри!
На экране сцена, в которой бывший парень главной героини говорит ей: «У меня с этой девушкой просто институтская дружба». Катя выдерживает театральную паузу, ее глаза моментально наполняются слезами, и она наотмашь бьет его по лицу. Парень отшатывается.
– А?! – восклицает Ваня.
– Шарлиз Терон! – кивает Антон. – Ты только посмотри, какая страсть! Представляешь, и ты рядом! Вы будете, как Джинджер и Фред!
– Я без ума от этой идеи, зайка! – Я резко дергаю молнию на своей кожаной куртке, разворачиваюсь и ухожу из павильона.
Сижу в маленьком суши-баре рядом со съемочными павильонами. За прилавком, в углу, переодетый японцем туркмен/кореец/узбек/таджик готовит суши. Курю, пью кофе. Лениво листаю меню.
Думаю о том, какие у меня мудаковатые друзья. Полтора месяца съемок. Кучи проб, тонна потерянного времени. В итоге доигрались до того, что трахнули школьницу, потом захотели скрестить ее со мной в кадре и попытаться продать эту смесь бульдога с носорогом каналу. Красавеллы. И всю эту кучу дерьма продюсирую я. Гениально. Нам бы еще месяцок поснимать, мы бы все превратили в любительское порно. В главных ролях – мы и проститутки (все дешевле, чем на актрис тратиться, и никакой молодой человек из кадра не уведет). Спонсоры – анальные смазки, презервативы и гостиницы с почасовой оплатой.
Достаю телефон. Лезу в Сеть. Сначала смотрю ближайшие билеты на Лондон, Амстердам и Париж. В принципе – на среду можно смело бронировать, в один конец. Кроме канала, меня здесь ничто не держит. Если только... Придумываю эсэмэс Наташе:
«Привет. Кажется, я у тебя паспорт забыл».
Следующие двадцать минут никакого ответа. Значит, не судьба.
В принципе, Лобов будет не так уж неправ, если погонит нас за этот проект с канала. Потратить столько времени для того, чтобы потом брать в кадр всех, кто под руку попадется. На самом деле обидно. Я очень хотел попробовать. Антон, наверное, тоже. И Ваня. Правильно кто-то из знакомых сказал на старте: не стоит лезть в сферы, в которых ни черта не понимаешь. А у нас всегда штаны через голову. Домохозяйки становятся телеведущими, телеведущие – писателями, писатели – музыкантами, музыканты – актерами, актеры – политиками, а гастарбайтеры – мастерами суши. Поэтому везде одна сплошная задница. И дороги плохие, и суши невкусные. И кино – говно. Особенно наше.
Пока пью третью чашку кофе, телефон звонит непрерывно. В основном Ваня. Все звонки сбрасываю. Без меня, чуваки. Злой, как черт. И что-то кусает в голову. Какая-то деталь, возникшая случайно. Но очень важная. Гастер-батыр продолжает издеваться над тушкой лосося. За это в следующей жизни Будда непременно превратит его в рыбу, а меня... в осла. Или в рулон фольги, часть которой потом порежут на конфетти для детских елок, а другая часть уйдет на скрутки для хранения гашиша или героина, который привезут в своих задницах наркокурьеры из Средней Азии.