— Откуда?
— Вертолёты появились над лесом со стороны Грузии. По уму они же должны были появиться с российской стороны.
Вербицкий задумывается на мгновение, затем произносит:
— Антон, честно говоря, я не знаю. Меня же там не было. К сожалению. Если бы был, то, может, все бы пошло по-другому. Хотя какого чёрта я несу? Ничего бы я не исправил. Я не знаю, Антон. На плёнке видно только, как вертолёты стреляют. Невозможно определить, откуда они прилетели. Видны только их опознавательные знаки.
Я встрепенулся:
— А что, есть плёнка? Откуда?
— Ваха с ребятами своими после того, как вертолёты улетели, пытался помочь раненым и наткнулся на камеру американцев. Она каким-то чудом не пострадала. Её использовали для трансляции по телевидению.
— Аркадий Яковлевич, — тихо говорю я, — кто-то ещё выжил?
Вербицкий достаёт из бара ещё один бокал, наливает коньяка и протягивает мне.
— Никто, Антон, никто не спасся. Все там остались. Давай помянем ребят.
Мы выпиваем, не чокаясь, и я сажусь обратно в кресло. Вербицкий занимает своё привычное место за столом.
— Аркадий Яковлевич, а что дальше было?
— В каком смысле, Антон?
— Ну, в медийном… что было дальше? Смерть Антона Дроздикова в прямом эфире и вся прочая информационная канва события.
— Всё-таки я в тебе не ошибся когда-то. Ты настоящий профессионал. Другой бы после такой мясорубки сопли бы распустил, а ты сразу задаёшь вопросы, касающиеся твоей непосредственной деятельности. Уважаю.
— Спасибо большое. Но всё-таки можно подробнее про мою непосредственную деятельность? А точнее, про меня. Как эта история была преподнесена в СМИ?
— После того, как Ваха с ребятами начал обследовать поле после обстрела, он наткнулся на тело в твоей куртке, только без головы. Вообще многие тела было довольно трудно опознать. Кстати, что за история с курткой?
— Я отдал куртку Джеффу, он мёрз сильно…
— А сам Джефф?
— Самого Джеффа я последний раз видел перед тем, как потерять сознание. Точнее, не его самого, а только его голову.
— В смысле?
— Ну, она приземлилась рядом со мной…
— Ужас. Кошмар.
— Да уж… Что было после того, как вы получили плёнку?
— После того, как мы получили плёнку, мы передали её западным каналам. С легендой того, что на новой грузинской заставе журналистами из России и США осуществлялись съёмки того, как Грузия укрепляет свои границы, чтобы пресечь проникновения на её территорию боевиков из Чечни. В этот день российские вертолёты, углубившись на территорию Грузии, нанесли удар по заставе. Вследствие которого погибли не только военные, но и простые журналисты. Американцы подали в наш МИД ноту протеста, хотят вынести на обсуждение в ООН вопрос о вводе миротворцев на территорию, прилегающую к грузино-российской границе. Официальные власти, конечно, опровергают факт обстрела грузинской погранзаставы своими вертолётами, ссылаясь на то, что бортовые номера не числятся ни за одной воинской частью. Требуют предъявить тела. Грузинские власти пока отказываются. Американцам наши деятели из МИДа предъявляют съёмку местности со спутника за две недели до происшествия. На съёмке ясно видно, что в указанном месте никакой заставы нет. Некоторые европейские страны показывают свои съёмки из космоса, говорящие о том же. Американцы пока тянут волынку, говоря, что их спутники в то время не осуществляли съёмку этой территории. В этом, конечно, неувязочка, но в целом задача выполнена. Буря в стакане началась. Через неделю все забудут, была там застава или нет, главное, что есть факт расстрела журналистов. Внутри страны уже оппозиция выходит на митинги, правозащитные организации…
— Это понятно, стандартная схема. Я интересуюсь тем, как освещалась моя смерть?
— Вот ты о чём… — Вербицкий сделал глоток коньяка. — Ты понимаешь, Антон, мы профессионалы. Я это знаю, ты это знаешь. И если абстрагироваться от чувств, то придётся признать, что мы на войне. Ты сам не раз говорил о великой отечественной медиа-войне, помнишь?
— Припоминаю, и что?
— А то, Антон, что мы солдаты. Мы не могли использовать твою смерть иначе. Если бы на твоём месте оказался я, а ты на моём, то ты бы себя повёл так же. Как профессионал. В общем, мы запустили в СМИ информацию о том, что власти знали о твоём нахождении в Грузии. И этот удар был не по грузинам, но по голове российских оппозиционных СМИ. Власть настолько обезумела от вкуса крови, что не может остановиться. И так далее. В общем, сделали из тебя героя-мученика. Все по классическим схемам.
— Ай, молодца! — Я хлопаю себя ладонями по коленям и встаю. — Ох красавцы какие, ну ты подумай. Действительно, настоящие профессионалы.
— Антон, ты поступил бы также на моём месте.
— История не терпит сослагательных наклонений. В данном случае это сделали вы, а не я.
— Антон, формат, в котором мы работаем, медиа-среда — она же бесчувственна и неразумна, её формат…
— Аркадий Яковлевич, вы, по-моему, с коньяком переборщили. Вы уже путаете тех, кто в формате работает, с теми, кто его создаёт. Вы уж определитесь, господин Вербицкий, пока нас тут только двое, а то некрасиво получится. Всё-таки вы в формате работаете или вы его создаёте? Кто, по-вашему, заставляет нас ежедневно пудрить мозги аудитории? Кто это такой, этот мифический и бесчеловечный формат? Что же это за душегубка такая — медиа? Бесчеловечная, бесчувственная и неразумная, а?
— Антон, я хотел сказать…
— А не надо хотеть и говорить разные вещи. В этом проблема, понимаете? В том, что мы хотим сказать одно, а говорим другое. А подразумеваем вообще третье. Так всё же, Аркадий Яковлевич, где эти неодушевлённые убийцы людского сознания? Два ангела ада — «медиа» и «формат», а?
— Антон, я тебя прошу. Я понимаю, что все мы нервничаем сейчас. Ты очень взвинчен, ещё бы, пережить такое. Но всё-таки я тебе прошу…
— А я вас прошу, ответьте, кто это? Не можете? Тогда я за вас отвечу. Это мы с вами. Вы — «формат», а я — «медиа», которая работает в этом формате. Или наоборот, как вам больше нравится. И не надо мне тут гнать про неразумность медиа. Она очень даже разумна, потому что ОНА — ЭТО МЫ. Мы «media sapiens», и поэтому и формат, и информационная среда, и приёмы доведения информации до аудитории — все это мы. А мы очень разумны. Ого! Я бы даже сказал, таких разумных ещё поискать надо. Вот про бесчувственность это вы правильно сказали. Только опять же это не медиа бесчувственна, это мы — бесчувственные и аморальные твари, движимые жаждой наживы и тщеславием. Посему давайте сегодня проявим неслыханную щедрость — хотя бы друг другу лапшу на уши вешать не будем, а?
— Давайте. Тогда, Антоша, дорогой, давай вернёмся в русло столь любимого тобой цинизма, а?
— Давайте. Цинизм — он хотя бы честнее.