— Разве я не выполнял послушно все твои распоряжения в эти дни? — В его словах прозвучала нотка упрека, хотя улыбка ее перечеркивала.
Она помогла Трею перебраться в кресло у окна и удержалась от слов «А что я говорила», увидев, как рот у него скривился от приступа боли, когда он медленно стал опускаться в кресло.
— Ты умница, — пробормотал Трей через минуту, его лицо побледнело, на лбу появились капельки пота.
Брови Импрес воспросительно поднялись.
— Ты не сказала: «А что я говорила».
— Я знаю тебя не так давно, — доброжелательно ответила она, удовлетворенная тем, что он признал ее правоту, — но вполне достаточно, чтобы найти лучшее занятие, чем спорить с тобой.
Улыбнувшись, Трей осторожно расслабился в кресле, на лице вновь появился чуть заметный румянец:
— А ты проницательная женщина! Импрес улыбнулась в ответ:
— Я довольна, что ты так думаешь.
Может быть, по контрасту с бледно-голубыми полосами его пижамы, темная кожа, черные волосы и резко выраженные мускулы на шее под открытым воротником придавали ему удивительно мужественный облик. Бронзового цвета руки, лежащие на ручках кресла, были большими и сильными. На секунду ей показалось, что он совершенно здоров.
Его внутренняя покоряющая энергия беспокоила Импрес, поэтому она отошла к окну и прислонилась к подоконнику, опершись на него руками. Может, в этом виновата его улыбка, подумала она внезапно, которая была одновременно покоряющей и волнующей.
Учил ли его кто-нибудь этому поражающему обаянию или это было естественным следствием его существования, богатой и необременительной жизни? Богатой сверх всякой меры, если, конечно, были справедливы слухи о семье Брэддок-Блэк. Богатство и красота как бы защищали Трея, отделяя от окружающей повседневности. Но только не от врагов, вспомнила она. В каждом раю есть свой змей.
— И очень одаренная, — сказал он. — Тон у него был двусмысленный, и на какой-то момент она потеряла уверенность, что он имеет в виду. Собственные мысли смущали ее. Глаза Трея были серьезными, заметила она, когда ее вопросительный взгляд остановился на нем. — Я обязан тебе жизнью, так мне сказали?
Объяснение было вполне однозначным.
— А я тебе, — искренне ответила Импрес.
— Это только деньги, — заметил он, пожав плечами.
— Но ты проявил великодушие, чего могло бы и не случиться, — спокойно подчеркнула она.
Глаза Трея внезапно сверкнули. У него было врожденное отвращение к торжественности и патетике.
— Следует ли мне уменьшить плату? — спросил он, усмехнувшись.
Ей понравилась его усмешка даже больше, чем улыбка. Теперь, после шести последних месяцев своей борьбы за существование, после пережитого отчаяния Импрес была неравнодушна к юмору.
— Можешь попытаться, — ответила она, ухмыльнувшись в свою очередь, похлопывая рукой чек, который она держала в нагрудном кармане своей рубашки.
— Очень соблазнительно, — пробормотал он, разглядывая ее полные груди, отчетливо выделявшиеся под мягкой фланелью рубашки. — Очень соблазнительно…
Кровь прилила к лицу от его пристального взгляда, и, застигнутая врасплох, Импрес вспомнила суть их договора.
— Какой сегодня день? — спросил Трей спокойно, и она угадала его мысли, которые были близки и понятны ей.
Импрес поперхнулась, прежде чем выпалила:
— Пятый.
Она не отдавала себе отчета в том, что произнесла. Ей бы надо было сказать четверг, или двадцать пятое января, или что-нибудь еще, но слишком крепко сидело в памяти трехнедельное соглашение.
— Ты так и не получила платьев.
— Мне они не нужны, — ответила Импрес, в то время как он окинул взглядом ее блестевшие башмаки, ношеные брюки, выгоревшую рубашку и густую гриву рыжеватых волос. — Правда.
— У мамы есть кое-что.
— Не нужно беспокоиться.
— Почему бы, мне не поговорить с ней? — продолжал Трей, не обращая внимания на ее отрицательную реакцию.
— Мне нравится моя собственная одежда.
— Ты когда-нибудь носила платья? — Вопрос прозвучал небрежно, но в нем была попытка узнать о ней побольше.
— Иногда. — Импрес не решилась сказать ему, что выросла из своего последнего платья год назад, и у нее не лежало сердце переделывать что-нибудь из платьев матери.
— Может быть, кое-что можно одолжить. — Импрес запротестовала в ответ на это предложение, и Трей торопливо закончил: — Это только для гостей. Мама сказала, что они просятся навестить меня, и неприлично, когда чудодейственная целительница, которая спасла мне жизнь, одета кое-как.
Нижняя губа Импрес задрожала, и она отвернулась, чтобы Трей не видел, как ее глаза заблестели от слез. Неужели он думает, что ей нравится носить лохмотья? Дело было в том, что Гай, Эмили, Женевьева и Эдуард нуждались в одежде, а денег совсем не хватало.
— Боже мой, я порю чушь, — сказал Трей примирительно. Он коснулся ее талии и притянул к себе ближе. Взяв ее руку, он погладил тонкие пальцы. — Ты прекрасно выглядишь. Только… ну, ты знаешь, каковы женщины в провинции. Ты спасла меня, и я очень признателен тебе. Но еще больше признательны мои родители, ты для них — ангел. Что скажешь, если мама даст тебе несколько платьев, чтобы поменьше было сплетен?
Глаза Импрес натолкнулись на его внимательный и властный взгляд.
— Ты будешь, — спокойно заявил Трей, — представлена как сиделка, которая спасла мою жизнь. Никто не осмелится спросить больше.
— Как много знают люди? — спросила она, умышленно подчеркнув вопрос.
Он не стал отвечать тотчас же, пытаясь понять смысл ее реплики.
— Ты жила далеко от Елены, не так ли? Импрес кивнула, подтверждая его догадку.
— Я бы вспомнил тебя, если бы видел раньше, — спокойно сказал Трей, обращаясь больше к себе, чем к ней. — Тут все знают друг друга.
Ее зеленые глаза ничего не выражали.
— Понимаешь, у Лили было много друзей и знакомых отца, и моих тоже. — Чуть вздохнув, он продолжил: — Пятьдесят тысяч, конечно, необычная сумма для Чу. В общем, это привлекло внимание…
То есть практически каждый в Елене знает о тебе, обо мне и о пятидесяти тысячах долларов, — прямо закончила Импрес и отдернула руку.
— Я боюсь утверждать, что каждый.
Импрес посмотрела на него с вызовом. Он твердо встретил ее взгляд.
— А какого черта ты ожидала? Если ты такая смелая, — продолжил он с легкой улыбкой, — то должна понимать, что есть кое-что, что не назовешь обычным бизнесом.
Она не обратила внимания на его объяснение.
— Тогда почему я вообще должна с кем-то встречаться?
Трей не стал говорить, что она оказалась в центре внимания всей этой истории со стрельбой, в которой его роль выглядела, по меньшей мере, непонятной. Он не сказал, что у него нет намерения отпускать Импрес, прежде чем истекут три недели. Он не сказал, что думает о том, чтобы не отпускать ее вовсе. Последнее, однако, было трудно устроить до той поры, пока он не выздоровеет окончательно и не выберется из-под пристальной опеки родителей.