Витек скорчился, зажимая ладонями виски, простонал:
– Ну, дура…
– Зря ты так, – сказал Мазур. – Она умная. Она
тебя, дурака, от Васькиной пули спасает… Кто вербанул-то, Лиза? Ты тихонько,
никто и не услышит… – и наклонился, подставив ухо.
«Ах, вот оно что, – подумал он, услышав произнесенную
шепотом аббревиатуру – несколько честных советских букв. – Соседушки
дорогие, конкуренты, мать вашу. То-то конторой за версту попахивало… Все
сходится, господа офицеры! Вот только – зачем?
– Так, – сказал он. – Вася, захлопни пасть и
посиди смирненько, тут обмозговать треба… Водки хочешь, Лиза?
– А давайте! Только вы его придержите…
Мазур, чувствуя, что смотрится в ее глазах не столь уж и
скверно, галантно поднес рюмку вкупе с яблоком. Она лихо осушила, скупо куснула
яблоко и заторопилась:
– Они его, дурака, вербанули на валюте. Все крутят дела с
валютой, у всех проскакивает – а Витьку подловили по невезению, при всех уликах
и свидетелях, и взялись раскручивать… Знаете, как они его пугали!
– Так ты еще и стукач? – рявкнул Кацуба.
В глазах у него явственно мелькнуло неприкрытое страдание –
это ему следовало вести допрос, но опрометчиво выбранная роль пьяного
скандалиста выйти из образа не позволяла…
– Тихо, Вась! – сказал Мазур. – Тут пошло
заграничное кино, сам видишь… Витек, она нам мульку не гонит?
Витек, с лицом самоубийцы, старательно замотал головой.
– Так-так-так… – протянул Мазур, изобразив голосом некую
долю сочувствия. – Значит, они тебя и подвязали газетку издавать? И
статейку эту идиотскую они подсунули? Кино, бля… Что ж с тобой теперь
делать-то? Не убивать же, в самом деле…
– Хоть попинать! – предложил Кацуба. – Нет, пусть
он, выродок, точно опишет, кто его мотал, может, киска звездит, как нанятая,
лапшу мне вешает…
– Да? – обиделась Лиза. Вскочила, распахнула секретер,
бросила Мазуру на колени кипу листков, густо покрытых машинописными
строчками. – Вот он с чего и переписывал!
– Р-разберемся, – промычал Кацуба, смяв листы и
запихнув их в карман. – Ну, раз такие дела – полетели, Вова, комбату
срочно жаловаться. Он им устроит клизьму с дохлыми ежиками… – Уже в дверях
остановился, погрозил кулаком: – И смотри у меня, писатель! Если что, душу
выну!
Мазур загромыхал следом за ним по лестнице. Отступление было
проведено грамотно и вовремя, ничего не скажешь. Можно было, конечно, потрясти
парнишечку насчет внешнего облика и фамилии совратившего его следователя – но
нет гарантии, что фамилия настоящая. А если квартира на подслушивании, сюда уже
могли выехать «соседи», пора уносить ноги, чтобы не влипнуть в излишние
сложности…
На лавочке грустил потрепанный бомжик в клочковатой бороде.
Кацуба мимоходом сунул ему в руку наполовину опустошенную бутылку и побежал к
машине.
– А ведь не врут деточки, а? – спросил он, выворачивая
на Кутеванова.
– Не врут, – кивнул Мазур. – По крайней мере, все
это прекрасно ложится в гипотезу… Оперативнички, которые не привыкли защищаться
от постороннего вторжения, чересчур уж наглый наезд на базу посредством
разболтавшейся печати… Но зачем? Я понимаю, могли купить одного-двух – но
против нас целое подразделение действует, ручаться можно…
– А может, купленный высоко сидит, – бросил Кацуба.
– Надо ж теперь к генералу…
– Успеется, – отмахнулся Кацуба не без
легкомыслия. – Генерал все равно по делам смотался в штаб округа. Напишу
на базе рапорт по всем правилам и хай оно идет согласно бюрократии…
– А они его тем временем спрячут?
– Пусть прячут. – Кацуба правой рукой похлопал себя по
карману – Все на пленочке, друг мой. Да и не побежит он рассказывать –
потолкуют сейчас со своей Лизкой по уму и решат сидеть тихо, как мышки. В
Лизочке, помимо сексапильности, характер чувствуется, определенно. Ведь
расколола, паршивочка, или, что вероятнее, сам ей в соплях и слезах признался,
совета просил, как дальше жить…
…Зеленые створки разъехались в стороны, пропуская машину на
базу, но часовой, вместо того, чтобы посторониться, вышагнул наперерез. Кацуба
поневоле затормозил. Тут же из караулки вышел незнакомый пехотный капитан и
распахнул дверцу со стороны Мазура:
– Выйдите, пожалуйста.
– В чем дело? – Мазур полез наружу, на ходу вытаскивая
из кармана пропуск, – вполне возможно, после взрыва меры безопасности, как
водится, удесятерили, все мы задним умом крепки. – Вот…
Капитан забрал у него пропуск и, не глядя, сунул в нагрудный
карман:
– Мазур Кирилл Степанович?
– Так точно, – ответил Мазур, напрягшись.
– Личное оружие при вас?
– Да.
– Прошу сдать.
– Что-о?
– Сдайте оружие, – сухо приказал капитан, положив руку
на кобуру.
Мазур огляделся по сторонам – сзади уже стояли двое, меж ним
и воротами, чернявый широкоплечий лейтенант и сержант, по возрасту годившийся
скорее в капитаны. Они стояли в положении «вольно», оружия в руках не было –
однако Мазуру хватило беглого взгляда, чтобы распознать хорошо подготовленных
волков…
Он вытащил пистолет и рукояткой вперед протянул капитану.
Двое моментально встали по бокам, и за спиной с лязгом захлопнулись ворота.
Часовой, украдкой зыркая на происходящее, отошел к темно-зеленому «грибку».
– Пройдемте в штаб, – капитан держался
вежливо-отстраненно.
Из машины на них бесстрастно смотрел майор Кацуба.
Глава 6
А вас, Штирлиц, попрошу остаться…
Скромные труженики специфических профессий еще во времена
становления ремесла, в эпохи, не обремененные электроникой и писаными
документами, открыли простую житейскую истину: попасть на допрос к своим – не в
пример хуже, нежели к противнику И дело тут не в перечне грядущих неприятностей
– порой свои тебе нарежут ремней из шкуры в ситуации, когда чужие ограничились
бы парочкой оплеух…
Все дело в нешуточной психологической плюхе. Человек
мгновенно изымается из прежних отношений, из прежней системы и переходит в иное
качество: окружающие остаются на своем месте, а он словно бы уже чужой…
Невесть откуда взявшаяся троица отконвоировала Мазура в
штаб, а там, в комнате, куда Мазур прежде как-то не захаживал, обнаружился еще
один пехотный капитан – согласно форме. Содержание оказалось несколько иное:
капитан предъявил документы, из которых явствовало, что он вообще-то в миру –
капитан третьего ранга и имеет честь состоять в контрразведке флота. Того
самого, к которому был приписан и Мазур всю свою сознательную военную жизнь.
Легко догадаться, что неожиданная встреча сослуживцев протекала отнюдь не в
теплой и дружественной обстановке. По голове, правда, не били – контрразведчик,
исполненный свойственной его ремеслу бюрократической загадочности, вдумчиво
проверил документы Мазура, хмуро сличил фотографии с оригиналом, а потом
непринужденно упрятал документы в стол.