Серебряные фонтаны - читать онлайн книгу. Автор: Биверли Хьюздон cтр.№ 149

Может быть, святой Жан и оставил ее, но муж не оставил. Лео был молодым и страстным мужчиной – но, кроме того, он был добрым человеком и любил свою жену. Когда он увидел ее наутро, то забеспокоился, потому что она выглядела совершенно больной. Заикаясь, он сказал ей, что был слишком неловким, наверное, оттого, что тоже был девственником, что не хотел причинить ей вред, но раз так вышло, в следующую ночь он не придет к ней.

Я заплакала и ласково погладила страницу, где Жанетта написала о его доброте – Лео, мой великодушный Лео.

Но для Жанетты одна ночь ничего не значила по сравнению с ужасом последующих ночей. Она забивалась в кровать и плакала от отчаяния, пока святой Жан не дал ей ответ, – или пока ей так не показалось. Как-то ночью она углубилась в мысли и пришла к выводу, что для кары мало одного терпения. Она должна стремиться к ней, ведь сестра Луиза говорила девочкам, что нужно стремиться к мукам. Жанетта согрешила, это был ее кнут, и раз ее грех был грехом разврата и похоти, то она должна искупить его подчинением похоти Асмодея, дьявола вожделения и разврата. Только Лео был не Асмодеем, а ее мужем, любившим ее. Однако в последующие дни и недели Жанетта редко вспоминала об этом. Для нее он был Асмодеем, дьяволом, посланным из ада, чтобы покарать ее, и она приняла свою кару, потому что написала: «Подчинения мало. Я должна привлекать дьявола, чтобы он снова и снова осквернял мое тело». Так она и сделала.

Я с дрожью читала эти слова. Она писала, словно ребенок, балансирующий на грани безумия. «Этой ночью я привлекла дьявола, и он трижды осквернил меня. После его ухода меня тошнило, я вся помылась, но это не помогает, его мерзкая слизь течет из моего тела весь день. Это достойная кара – раз моя душа порочна и нечиста, то и тело должно быть таким же...»

«Я закрываю глаза, но Асмодей все равно стоит передо мной, горбатый и уродливый, терзающий меня дьявол, и я снова и снова привлекаю его к себе. Это хуже пламени свечи, хуже змеи, но я должна терпеть. Я согрешила, я согрешила...»

«Сегодня после обеда мы были одни, и он захотел поцеловать меня. Как я могла позволить ему осквернять меня при свете дня? Но я позволила ему испачкать мои губы. После этого я выбежала прочь, и меня стошнило. Тереза поговорила с ним и сказала, что монастырское воспитание привило мне скромность... Он больше не будет прикасаться ко мне днем. Асмодей – создание тьмы».

«...Он сказал мне, что красота моего тела привлекает его. Я еще большая грешница, чем Ева, потому что вызываю нескончаемую страсть дьявола. Я дурная, очень дурная. Я должна быть наказана...»

О дневных делах Жанетта писала тем же круглым, отчетливым почерком, что и ранние заметки, описывая ужины, вечеринки, свадебные визиты. Но ее почерк становился неровным и корявым, когда она писала о ночах. С наступлением темноты она теряла чувство реальности. Днем она сознавала, что Леонидас – ее муж, но ночью он становился Асмодеем. Обычный запах его пота становился запахом разложения, его семя – мерзкой слизью, пачкающей ее, а когда его губы в любовной ласке прикасались к ее губам, ей казалось, что по ее лицу ползают черви. Жанетта снова и снова писала об этом – его поцелуи были для нее пределом насилия. Но все-таки она писала: «Я улыбаюсь, я улыбаюсь».

В сентябре они вернулись в Истон. Лео отделал для нее гостиную и спальню – эту самую спальню – и она стала светлее благодаря обоям в цветочек и ситцевым занавескам. Но самым дорогим его подарком стала ванная комната, которую он сделал специально для Жанетты. Я знала, что он сделал это потому, что она отказывалась пользоваться его ванной. Несмотря на то, что они были женаты уже два месяца, было ясно, что Лео всегда приходил к ней в пижаме – она никогда не видела его голым, потому что он был слишком стыдлив. Жанетта не удивлялась этому, она сама всегда ложилась в постель в длинной сорочке. Нет, она была рада ванной комнате потому, что это было место, где она могла смыть с себя следы его любовной близости. Поэтому благодарность Жанетты была пылкой, и Лео был доволен. Он так хотел порадовать ее, сделать счастливой, а вместо этого одно его присутствие приводило ее на грань безумия.

Две недели спустя после прибытия в Истон Жанетта написала: «Я словно кукла-марионетка. Тянут за веревочки, я разговариваю, делаю то, что от меня ждут, но внутри настоящая Жанетта мертва, и я рада этому. Я очень ослабла – эта кара больше, чем я могу вынести».

Затем наступила передышка. «Тереза сказала ему, что я жду ребенка, и что ему не следует приходить ко мне в постель. Он согласился». Даже по почерку Жанетты я видела ее облегчение. В течение нескольких недель Жанетта жила спокойно. Она помогала Терезе перешивать свою одежду – до сих пор ее положение не было заметным, но теперь она начала полнеть. Она стала думать о ребенке, даже шить для него. Днем она сидела в большой гостиной, Лео приходил туда к ней, но чаще бывал занят делами имения, поэтому предлагал ей пойти с шитьем в библиотеку, где он работал. Жанетта отказывалась – вдруг придут посетители? Посетители появлялись каждый день после обеда, поглядеть на молодую жену. Она радовалась им, потому что любила поговорить с людьми – кроме того, при посетителях муж не прикасался к ней.

Так она жила день за днем, чувствуя себя спокойнее, потому что ее ночное наказание закончилось. Теперь ей приходилось терпеть только вечерний поцелуй. Как-то утром, когда Жанетта сидела в своей гостиной с Терезой, ее ребенок дернулся так сильно, что она подскочила на стуле. Тереза заметила это, расспросила ее – и побледнела, потому что поняла, что ребенок родится пять месяцев спустя после свадьбы.

Жанетта ничего не поняла. Тетушка Клотильда сказала ей, что ребенок родится рано, но дети иногда рождаются раньше срока, поэтому ее муж не удивится. «Но не так рано!» – воскликнула Тереза. Жанетта стала паниковать, но Тереза успокоила ее. Они поедут во Францию, а ее муж останется здесь, в своем имении. Ему никто не скажет, когда родился ребенок. А когда Лео приедет, месяца два-три спустя, тетушки скажут ему, что ребенок только что родился. Терезе следовало бы знать, что шило в мешке не утаишь, но Жанетта поверила ей. Она носила ребенка, но сама была еще ребенком.

И они вернулись во Францию. Лео проводил их, а затем вернулся в Истон. После этого Жанетта мало писала в дневнике, ограничиваясь короткими фразами: «Я потолстела». «Приехал Жан-Поль со своей молодой женой. Она – уродина», – с некоторым злорадством, добавила Жанетта, но затем вычеркнула это замечание. В начале ноября к ней приехал Лео. Он сказал, что болел морской болезнью, но это мелочь, потому что он рад видеть ее здоровой и отдохнувшей. Тетушки сказали ему, что Жанетта тоже скучает, но хочет, чтобы ее первый ребенок родился во Франции. Естественно, он разрешил ей остаться.

Он еще раз приехал к ней в ноябре и пробыл во Франции неделю. Тетушки уговорили его вернуться в Англию – на этот раз они были очень настойчивы. Он уехал, но неожиданно рано вернулся. Первого декабря Жанетта написала о его прибытии, а затем добавила: «Мою талию словно сжимает железный обруч». Ее срок подошел, а Лео был здесь. Больше невозможно было скрывать от него правду – ребенок был не его.

Следующая запись в дневнике Жанетты появилась только в конце апреля. Когда я начала читать дальше, то увидела, что она повзрослела: «Лео, не дьявол. Он – человек, добрый человек, очень добрый. Я очень многим обязана ему».