Она мотнула головой.
– Ах ты ж сука, – сказал Мазур с ухмылкой. – Вот
даже как... Там что, подрыв? Хозяин ваш обожает самую серьезную технику, я с
этим понемногу свыкся уже... Подрыв?
Нина кивнула.
– Как ты думаешь, что с тобой будет за такие фокусы? –
спросил Мазур без особой злобы.
– Тебе же все равно не прорваться...
– Торговаться начала?
– А почему б и нет?
– Чтобы торговаться, нужно что-то предложить, – сказал
Мазур. – А я, откровенно говоря, добротного товара у тебя и не вижу. Очень
уж рискованно по твоему совету коды набирать...
Нина еще больше побледнела, ее бросило в обильный пот.
Все-таки две дырки в шкуре давали о себе знать, в любой момент могла и
свалиться...
– Я тебя могу провести мимо засады, – сказала она тихо,
кривясь от боли. – Мимо той, что на дороге. Они меня знают...
– И что, твои приказы выполняют? Не лепи горбатого...
– Я их могу по рации убрать оттуда. Сказать, чтобы куда-то
перебрались...
Мазур, притворяясь, будто смотрит в другую сторону,
проследил направление ее взгляда. Это уже третий раз она туда косится,
интересно...
– А откуда я знаю, какие у вас на такой вариант кодовые
словечки предусмотрены? – пожал он плечами.
– Честное слово...
– Не смеши.
– Жить хочется, – сказала она обыденно. – Как-то
же надо меж двумя жерновами проскользнуть...
– Это уж точно, – Мазур, делая вид, что это у него
получается машинально, встал и прошелся по комнате несколько раз,
туда-сюда. – Только ты не особенно-то изощряйся, скользкая дорожка куда
только ни заводит, особенно...
Развернулся к ней, неожиданно и мгновенно, – ее левая
рука уже нырнула в ящик стола, очень узкий, скорее уж не ящик это был, а доска,
присобаченная параллельно столешнице на небольшом расстоянии, без большого
замаха ударил ребром ладони, метко,
н а п о в а л.
Нину снесло со стула, шумно упала на пол. Из руки выпал,
прокатился по полу небольшой пистолет, блестящий и красивый. Мазур присмотрелся
– ну да, «Дрель», поздний внучек «Марголина», десять патронов, пуля без
оболочки, на близкой дистанции влепит так, что мало не покажется... Самовзвода
вот только нет. Впрочем, патрон оказался в стволе, курок взведен.
Хозяйственно сунув трофей в карман, Мазур без особой нужды
потрогал тело, присев на корточки. Мог и не проверять – перелом шейных позвонков,
финита. Грустно глянул на рацию, словно ребенок на недоступное лакомство, вышел
в кухню.
Ольга, как раз поставившая сковородку на старомодную
чугунную подставку, обернулась и без эмоций спросила:
– Готова?
– Ага, – сказал Мазур. – Доигралась, сучка...
– Садись, поешь. Времени ж мало, я так понимаю?
Усаживаясь за стол, Мазур внимательно посмотрел на
нее – и не обнаружил никаких оснований для беспокойства. Это не транс, не
душевная черствость, и поехавшей крышей тоже не пахнет ничуточки. Она наконец
в ж и л а с ь, полностью приняла правила игры,
навязанные окружающим миром. Любой человек с военным опытом тысячу раз такое
наблюдал. Рано или поздно в голове у новичка что-то щелкнет, и он начинает жить
с ясным осознанием нехитрой истины: не ты затеял эту кровавую игру, но, если
хочешь выжить, плюнь на сантименты и действуй так, чтобы сдох не ты, а враг.
Те, кто на другой стороне, для тебя теперь не люди, а шахматные фигурки – кто
льет слезы по взятой ладье? Не ты ж начал...
И все же на ее лице застыла легкая, непреходящая печаль. Вот
теперь-то Ольга как две капли воды была похожа на своего двойника – с картины
Боттичелли «Возвращение Юдифи из лагеря Олоферна». Она и раньше это сходство
знала, специально показывала Мазуру альбом с репродукциями, и он без малейшего
лукавства соглашался, что она вылитая Юдифь, – но тогда не хватало чего-то
неуловимого. Теперь оно появилось и подобие стало полным. Невеликий дока в
живописи, Мазур считал эту картину гениальной – позади поспешает волокущая
голову Олоферна служанка с тупо-радостной физиономией, а Юдифь шагает медленно,
чуть ли не плетется с мечом в руке, ей вроде бы, согласно исторической правде,
полагается ликовать, но прекрасное личико в дымке неуловимой печали, которую невозможно
истолковать и понять...
Он плюхнул себе на тарелку зажаренный до коричневой корочки
кусок маралятины. Рука, потянувшаяся к банке с солеными болгарскими огурчиками,
чуть промедлила. Он вдруг сообразил, что х о т е л убить
Нину. Без всякого садизма или смакования, но с явным нетерпением ждал, когда
она полезет за пистолетом, чтобы мгновенно появилось некое законное основание,
чтобы все выглядело честным боем.
Ни о чем он не жалел, не желал переиграть, убил бы еще раз,
столь же хладнокровно. Дело в другом: впервые в жизни ему
з а х о т е л о с ь убить врага,
не в мыслях, не по злобе или ненависти, не из мщения – тело и сознание
прямо-таки жаждали удара, ощущения ломающейся шеи... За этот миг он словно бы стал
совершенно другим человеком. И испугался себя самого, открывшейся бездны –
тоже на миг, потом прошло... или затаилось?
– Горячее еще, – буркнул Мазур, вставая. –
Осмотрюсь пока...
У него осталось впечатление, будто Ольга неведомым путем
прочла не просто его мысли – ощущения. Взглянула совершенно незнакомыми
глазами:
– Кирилл, что с нами творится? Это, вообще, мы?
– Ничего не творится, – сказал он устало. – Жизнь
свою спасаем, всего и делов...
Ухватил небольшое железное кольцо, отвалил крышку подполья.
Спустился по аккуратной небольшой лесенке, огляделся. Подвал обширный,
зацементированные стены, прочно сбитые полки из струганых досок. В углу –
несколько открытых ящиков с хорошо смазанными железками, запчастями для дизеля.
На полках – картонные коробки: тушенка, рыбные консервы, стеклянные импортные банки
с овощами, компотами. Ничего домашнего, никаких солений своего приготовления.
Подполье выглядит совершенно не по-деревенски. Деревню эти двое видели только в
кино...
Он огляделся, взял с полки пустой джутовый мешок, накидал
туда десятка два разнокалиберных банок, вылез и шумно опустил крышку.
– Что там? – спросила Ольга с набитым ртом.
– Запас на дорогу, – сказал он. – Как поешь,
посмотри какие-нибудь сумки, а я пока одежду пошукаю.
– Ешь, остынет.
– Потом, – буркнул он, направляясь в комнату.
Нина не соврала – в шкафу на полке отыскалась картонная
коробка с патронами для ТТ и сотня марголинских, вставленных в гибкий листок
пластика, – в точности, как таблетки. Мазур методично перебрал одежду,
бросая на кровать джинсы, свитера и куртки. С Федором они были одного роста, а
вот Ольга гораздо субтильнее Нины, но это ничего, после всего пережитого на
такие мелочи и внимания обращать не стоит...