Мазур оглянулся на Ольгу – глаза у нее стали круглыми, с
лица даже пропала всякая тревога.
Кузьмич сдернул картуз и перекрестился на церковь – лицо
стало невероятно серьезным, и с т о в ы м. Так и
есть, сказал себе Мазур – раскольничье двуперстие. И парни, и возница, следуя
примеру Кузьмича, клали размашистые крестные знамения – опять же двуперстием,
видно было, что это не игра, это всерьез. Мазур поймал недоуменный взгляд
Ольги, слегка пожал плечами. В голове был полный сумбур и ералаш. Староверский
скит? Но как с ним увязать все остальное – тот вертолет, несомненный аэродром?
Секта какая-нибудь?
Даже сейчас в тайге есть деревни, последние сто лет не
подчинявшиеся никакой власти. Их не смогли найти даже в самые лихие годы
советской власти, отыскали лишь в семидесятые, когда началась массированная
фотосъемка со спутников – и, как втихомолку растолковали в свое время Мазуру
коллеги из смежных служб, оставили в покое. Не стоили они трудов по
присоединению их к союзу нерушимому республик свободных, проще было
притвориться, будто их нет, благо к диссидентам не примыкали и с зарубежными
радиоголосами связей не искали. Один Карп Лыков, бедолага, Робинзон таежный,
угодил под прицел журналистов, отчего и помер – но он-то жил в относительно
доступных местах, на Малом Анзасе...
Что же, очередные робинзоны? С подручным вертолетом и
современным оружием? И спутниковыми антеннами? А на какие шиши, простите,
куплено? Все-таки прииск?
Накатанная колея упиралась в широкие ворота – столбы их
увенчаны крохотными теремочками с острыми крышами, вдоль поперечного бруса
тянется карниз из затейливо вырезанных дощечек. И над воротами лениво
трепыхается под легоньким ветерком чрезвычайно странное знамя: на зеленом фоне
– идущий черный медведь, а над ним – золотая корона. Это еще что за геральдика?
Единственный аналог – флаг штата Калифорния, но там совсем другие цвета и,
разумеется, нет короны...
Донесся лай собак.
Глава 3
Зиндан по-таежному
Возница, запрокидываясь назад, натянул вожжи, и лошадь
нетерпеливо заржала.
– Вот и прибыли, благословясь, – облегченно вздохнул
Кузьмич. – Будьте, гости дорогие, как дома...
Мазур с намеком пошевелил руками.
– Подождешь, душа моя, – сказал Кузьмич твердо. –
Всему свой черед, и время всякой вещи под небом... Э нет, ты уж сиди, завезут
внутрь, как барина...
Приоткрылась калитка, высунулась бородатая физиономия в
черном картузе и тут же спряталась назад. Внутри захлопотали, проскрежетало
что-то длинное – видимо, вынимали брус. И тут же распахнулись обе створки.
Повозка проехала во двор – и двое мужиков, одеждой ничуть не
отличавшихся от конвоиров и Кузьмича, шустро кинулись захлопывать ворота. У
обоих на плече висели карабины – определенно австрийские «Стейр-Манлихер»,
хозяин не скуп...
Их прибытие не привлекло к себе ни малейшего внимания –
вооруженные привратники, захлопнув ворота и задвинув брус в железные петли,
удостоили лишь мимолетного взгляда, а больше никого и не появилось. Только два
лохматых здоровенных пса добросовестно рвались с цепей, захлебываясь лаем.
Стояла полная тишина, если не считать собачьего гавканья, голубело безоблачное
небо, сияли орлы над главным теремом – теперь, вблизи, Мазур рассмотрел, что
его окна покрыты яркими, многоцветными витражами в стиле русских миниатюр из
рукописных книг.
Повозка проехала мимо, к башне, сложенной из цельных
стволов, соединенных железными скрепами, – сразу и телега, и люди стали
крохотными рядом с исполинским сооружением высотой в добрую сотню метров.
Совсем рядом с башней стояло строение, больше всего напоминавшее старинный купеческий
лабаз: стены из толстых бревен, пара крохотных окошечек, забранных надежными
решетками. Крыша, правда, под стать общему стилю изукрашена деревянным
кружевом, а ее острый гребень увенчан кованым флюгером в виде волка с разинутой
пастью.
Возница натянул вожжи, и повозка остановилась. Тут же
соскочили верзилы, неспешно, покряхтывая, слез Кузьмич, кивнул Мазуру:
– Спрыгивай, голубь. Прибыли.
Мазур спрыгнул, поддержал плечом Ольгу, соскочившую следом и
на миг потерявшую равновесие. Кузьмич чуточку издевательским жестом выкинул
руку:
– Приглашаю проследовать, милые. Хоромы не особенно барские,
но так уж жизнь устроена, что каждому свое место отведено...
Он первым поднялся на крыльцо, невысокое, в три ступени,
распахнул тяжелую дверь, обитую фигурными коваными полосами. За ней оказался
короткий коридор: с одной стороны – глухая стена, с другой – три двери с
полукруглым верхом, запертые на огромные черные висячие замки. Освещался
коридор ярко, тремя электрическими лампами. В дверях имелись закрытые заслоночками
окошки, больше всего напоминавшие тюремные «волчки». С табурета в дальнем конце
шустро вскочил еще один ряженый, тоже молодой, поставил карабин в угол, сорвал
картуз и проворно раскланялся:
– Наше почтение, Ермолай Кузьмич...
Самое интересное – все это ничуть не выглядело комедией на
публику. Ряженые вели себя естественно и непринужденно, это были их
б у д н и, повседневная манера общения. Видно, что привыкли
к этой одежде и к оружию, постоянно находившемуся под рукой...
Кузьмич покровительственно кивнул. Прошелся вдоль дверей,
указательным пальцем трогая замки – тоже смахивает на устоявшуюся
привычку, – поскрипывая сапогами, остановился перед караульщиком:
– Как жизнь идет?
– Как ей идти? – угодливо подхихикнув, пожал плечами караульный. –
По-накатанному, Ермолай Кузьмич, совершенно, я бы сказал, благолепно – ни
малейшей вам шебутни и истерик. Вот что значит вовремя поучить уму...
Он замолчал, остановленный ледяным взглядом старика, снял
картуз вовсе и вертел его в руках. Косился на Мазура и Ольгу, но вопрос задать
не решался. В конце концов, Кузьмич распорядился сам:
– Отпирай занятую, Ванюша. В одиночестве новым гостям
дорогим скучно, может, и не будет, зато прижившиеся наши гости скучать будут
без новой компании...
Караульный отпер замок, распахнул дверь настежь. Внутри, в
полумраке, из ярко освещенного коридора смутно просматривались нары и лежащие
на них человеческие фигуры.
– Гуляйте, гости дорогие, в горницу, – сказал Кузьмич.
Мазур пошевелил руками:
– А браслетки?
– Когда надо будет, тогда и снимем.
– Хоть с нее...
Кузьмич сузил глаза:
– Ты меня не серди, сокол ясный, договорились?
Он подмигнул кому-то за спиной Мазура – и тот моментально
полетел внутрь, пущенный сильным толчком. Удержался на ногах, задержавшись у
самой стены. Вошла Ольга – и дверь почти бесшумно захлопнулась, снаружи
клацнул ключ в замке.
Свет проникал сквозь единственное зарешеченное окошко
величиной с газетный лист. Мазур стоял на том же месте, пока глаза не привыкли
к полумраку.