На третий день прискучил и секс, как ни изощряйся. Как ни
устали во время таежных шатаний, двадцать четыре часа в сутки все же не
проспишь. «Блуждающих звезд» они по очереди одолели быстро. Какое-то время
дискутировали, пытаясь реконструировать конец: Ольга держалась мнения, что у
героев, несмотря ни на что, все будет хорошо, но Мазур держался более скептически
– упирая на то, что не зря оборванная на полуслове глава называется «Большой
провал Рафалеско», и вообще, отнюдь не случайно первая часть именуется
«Актеры», а вот вторая, определенно с подтекстом, «Скитальцы»...
Правда, литературоведческие изыски скоро приелись. Еще и
оттого, наверное, что герои обитали посреди цивилизации – города, океанские
пароходы, кафешантаны, оперные залы...
Дождь работал с идиотским усердием круглосуточного
конвейера. Установился какой-то дурацкий ритм – как началось три дня назад, так
и лило, не слабея и не усиливаясь. Доступной обзору вселенной почти что и не
имелось – взгляд утыкался в мокрую стену высоченных сосен, над которыми нависло
низко сплошное серое полотно. Казалось, небо ужасающе низкое, а то, что они
наблюдают вокруг, и есть весь мир. Мазур как-то подумал: чтобы написать рассказ
«Нескончаемый дождь», классик неминуемо должен был сам застрять где-то на
недельку под таким же ливнем, честное слово. Иначе не получилось бы столь
убедительного ужаса...
На третью ночь где-то высоко на сопке разразилась гроза. Оба
проснулись посреди ночи от раскатистого грохота и пронзительно-белых вспышек, с
пулеметной частотой раздиравших ночь. За окошком на миг проступали из мрака с
нереальной четкостью бараки, сосны, ствол здоровенного, в три обхвата, кедра,
распиленный бензопилой на аккуратные чурбаки, да так и брошенный. Грохотало
долго. Был момент, когда на вершине сопки звонко и оглушающе хлопнул словно бы
кнут длиной в пару километров, – неописуемый сухой треск, за ним грохот.
Это молния свалила высоченное дерево. Мазур в свое время видел, что остается
после такого удара, – толстенная сосна или кедр выглядит так, словно
дерево одним махом сломал великан, все вокруг усыпано крупной щепой... И сказал
Ольге, что им все же крупно повезло: чертовски неуютно было бы оказаться в
такую ночь где-нибудь под деревом, в примитивном шалашике...
На четвертое утро проснувшийся первым Мазур решил, что с
него хватит. Брюхо уже не на шутку подводило от голода, дождь с тупым упорством
лупил по стеклам, и перспектив не было никаких. Пробираясь босиком в сортир по
непролазной грязи, он с тоскливой надеждой таращился на небо, но повсюду висела
серая хмарь, острая вершина соседней сопки окутана низким, клыкастым,
молочно-белым облаком, твердым на вид... Нет, это надолго.
Когда он вернулся, Ольга сидела на нарах, бессмысленно
перелистывая растрепанную книжку. Хватило одного взгляда, чтобы забеспокоиться
всерьез. Вполне может быть, в дикой тайге Ольга и не сломалась бы, но это
благоустроенное стойбище как раз и приковывало к себе призраком мнимого
комфорта – печка топится, крыша над головой, тепло и сухо, стекла в окнах,
сортир с дыркой и бумагой...
Мазур присел рядом на нары, приподнял за подбородок ее
голову и бодро улыбнулся в целях разведки боем. Она не отвела его руку, не
отреагировала никак – просто сидела, словно кукла, глядя пустыми, тусклыми
глазами. У него упало сердце. Знал заранее, что может наступить и такой момент,
но все равно на душе – помойка...
– Ну, гляди веселей, – сказал он, заранее зная, что все
безнадежно.
– Веселей, как же... – отозвалась она глухо. –
Поесть ничего нету?
– Откуда? – пожал плечами Мазур. – Вся жратва по
домам сидит и носа не высовывает... Придется потерпеть.
– Придется, – произнесла она вовсе уж бесцветным
голосом и отстранилась, норовя улечься, накрыться с головой телогрейкой.
Мазур решительно протянул руку, отшвырнул телогрейку
подальше. Он сегодня еще не топил, в балке стояла холодрыга, но Ольга, сидя в
одних штопаных синтетических шароварах, словно и не чувствовала знобкой
прохлады.
– Закуришь? – спросил он. – Одна папироска
нашлась, в бараке из-под нар вытащил...
Ольга вяло мотнула головой.
– Кончай, – сказал он энергично. – Собираться
пора.
– Куда?
– Ну, ты даешь, амазонка. В путь-дорогу, конечно. Грубо
прикидывая, сейчас часов семь утра. До темноты мы изрядно отмахаем. Извозимся,
конечно, как черти, да что поделать...
– По этой грязюке? – она показала за окно.
– По ней.
– Давай переждем...
– Нет уж, – решительно сказал Мазур. – Сейчас уже
наверняка сентябрь, в это время такой ливень может зарядить надолго. На неделю.
Если не на две. А жрать нечего. Друг друга разве что. Как только ослабеем, тут
нам и звиздец.
– А по-моему, нам и так – звиздец.
– Не ерунди, – сказал Мазур. – Мы где-то недалеко
от обитаемых мест. Есть поблизости деревни, и крупные. Может, по другую сторону
сопки. Все газеты, какие я тут нашел, – шантарские. Они не стали бы волочь
из Шантарска ни трактора, ни дизеля – гораздо дешевле выйдет, если раздобыть на
месте. Предположим, дизель могли и забросить на грузовике, но вот гусеничный
трактор – агрегат малого радиуса действия. Его где-то поблизости нанимали.
Отсюда только одна дорога и ведет, по ней тронемся. Глядишь, к вечеру, а то и
пораньше, наткнемся на деревню...
– А если не наткнемся?
– В тайге переночуем. Шкуры есть, фуфайка есть... Небось не
замерзнем. Говорю тебе, такой ливень может и на две недели зарядить...
– Сдохнем же в тайге в такую погоду.
– Да ладно тебе, – сказал Мазур. – До сих пор не
сдохли, а тут вдруг... Перебедуем.
– Никуда я не пойду, – сказала она без всякого
выражения. – Посидим, пока дождь не кончится.
– А живот еще не подвело? Потом только хуже будет...
– Все равно.
Мазур, сам за эти дождливые дни малость подрастрепавший
нервы, поймал себя на желании залепить ей оглушительную оплеуху. Хорошо еще,
легко справился с порывом. Подошел к окошку, оперся на узкий подоконник. Ливень
безостановочно молотил по грязи – нет, в лужах не видно пузырей, какие россыпью
вздуваются перед концом дождя... Это надолго.
Глядя, как лениво, тяжело вздрагивает под ударами струй
рыжеватая грязь, промурлыкал сквозь зубы:
За окном моим вода, намокают провода,
за окном моим – беда, кап-кап...
– Олечка, – сказал он чуть ли не умоляюще. –
Возьми себя в руки. Зря мы столько перенесли, что ли? И ведь добрались...
Почти. Ну давай сделаем последний рывок... Вставай, малыш.
– Нет, – произнесла она с угрюмой решительностью.
Плюнув на дипломатию, Мазур влез на нары, рассчитанно
медленно накрутил на руку косу, приблизил лицо:
– Малыш, я тебя никогда не бил, а вот сейчас придется... И
качественно.