– Да там и незаметно будет.
– Ох... – она решительно поднялась. – Кромсай,
пока в боевом настроении, а то передумаю...
Встала на колени, обнаженная, в полумраке ее фигурка
казалась вырезанной из янтаря. Мазур взял корявый гребешок, еще час назад
предусмотрительно вырезанный из старой дощечки, подобранной во дворе, принялся
распускать косу, осторожно расчесывать длинные пряди. Золотистые волосы окутали
всю ее невесомым облаком. Мазур поневоле ощущал себя варваром, но другого
выхода не было. Единственное, что он мог сделать, – тщательно прикинуть,
чтобы и в самом деле отхватить не более трети.
– Умора, – сказала Ольга совсем невеселым
голосом. – Вот уж не думала, что окажусь в роли древнегреческих героинь...
– Это которые косы для метательных машин отрезали?
– Ага, – она тихо фыркнула. – Неужели слышал,
солдафон?
– Ну, – сказал Мазур. – Я ж тоже культурное
наследие изучал... то бишь все, что имело отношение к военному делу. Вот теперь
не шевелись совершенно...
И безжалостно отхватил ножом несколько густых прядей.
Протянул через сжатый кулак, прикинул и с болью душевной откромсал еще одну.
Погладил по плечу:
– Спасибо, малыш. Теперь я им устрою такой Азенкур...
[9]
– Ну, могло быть хуже, – сказала Ольга преувеличенно
бодро, ощупывая волосы. – И все?
– Все, родная, – заверил Мазур. – Мне этого на две
тетивы хватит... Ты ложись и поспи, а я еще поработаю. Помочь косу заплести?
– Иди уж... парикмахер чертов. Сама заплету бренные останки.
Мазур оделся и вышел из баньки. По-прежнему стояла густая
тишина. На той стороне улицы, на фоне луны чернел изящный силуэт, нежданно
украсивший конек полуразрушенной крыши, – это прилетела сова, должно быть,
охотилась в деревне на одичавших кошек.
Он вошел в сени, прислушался. Из комнаты доносились
ритмичные вздохи, послышался короткий стон – доктор прилежно выполнял
инструкции. Мазур ухмыльнулся в темноте, бесшумно собрал с лавки все свои
заготовки, вышел и устроился посреди двора, на освещенной луной колоде.
Глава 12
«...И тугой сгибает лук»
К сожалению, сова бесшумно перелетела куда-то – а жаль,
Мазур ее заранее приговорил в качестве поставщика перьев для оперения стрел...
Рассчитал он все безошибочно: волос и в самом деле хватило,
чтобы сплести два шнурка-тетивы. Первый он старательно упрятал в очередной
презерватив, второй пустил в дело: один конец накрепко привязал к кедровой
палке, на втором сделал петлю, середину лука прочно обмотал вырезанной из
рукава куртки полоской.
Самое интересное – то, что у него получилось, практически
было как раз английским боевым луком. Почти из таких же британцы перестреляли
французскую конницу у Азенкура и Кресси. Только тетива у них была другая: из
жил, сыромятных ремней, пеньковых веревок. Таков уж лук: оружие простое до
гениальности, но страшное. Мало кто помнит, что англичане использовали луки еще
в 1627 году, когда пытались отбить у кардинала Ришелье одну из крепостей, а
наполеоновские солдаты в битве под Лейпцигом получили не одну стрелу в лоб от
входивших в состав русской армии конных башкир. И наконец, револьвер начал
победное шествие именно в Америке как раз оттого, что прежние однозарядные
пистолеты плохо помогали против краснокожих лучников...
Мазур не на шутку приободрился, когда работа была
кончена, – вот теперь следовало всерьез подумать о засаде. За ними шли по
тайге не коммандосы – всего лишь охотники, пусть и опытные, а это две большие
разницы, с наганом не стоило и выделываться, а лук позволяет строить
наполеоновские планы...
Стрелы, правда, особо не радовали – отнюдь не идеально
уравновешенные, без оперения, но это лучше, чем ничего. Наконечники для всей
дюжины он изготовил из порезанной на полоски консервной банки. Получилось
примитивно и топорно, но в иных случаях это как раз и преимущество: во-первых,
рана получится рваная, грубая,
п у г а ю щ а я, во-вторых, наконечник
наверняка в ране и останется, когда стрелу выдернут. Давно известно: солдат
деморализуют не столько трупы их товарищей, сколько вид тех, кто остался в
живых, но рану получил – грубую...
Тут уж не до конвенций – Женевских, Гаагских и каких бы то
ни было. Наконечники нужно обмазать грязью, когда попадется подходящая грязь.
Столбняк раненому будет обеспечен. А если встретится змея – пойдет в дело. Из
протухших остатков тушенки и подгнившей змеи выйдет великолепный яд, а уж если
к нему добавить разложившейся крови...
С пращой пошло совсем легко. Для пробы Мазур запустил за
речушку пару камешков и убедился, что прежние навыки вполне сохранились. Можно
смастерить и бумеранг, но то уже излишняя роскошь...
Сложив все в предбаннике, он наконец-то почувствовал себя
всерьез вооруженным. Покосился на Ольгу – она безмятежно спала на спине, зажав
в кулаке заплетенную поредевшую косу. Осторожно примостился с ней рядом на
груде половиков, расслабился и позволил себе короткий сон – с внутренним
будильником все обстояло прекрасно, работал без сбоев.
Он спал почти два с половиной часа. Открыл глаза, когда еще
стояла темнота, но в ней был разлит неуловимо серый оттенок, предвещавший
скорый рассвет, – и небо на востоке приобрело другой цвет. Брала свое
предрассветная прохлада. Выйдя из баньки, Мазур невольно поежился. Еще неделя –
и будет не на шутку прохладно, а придумать тут совершенно нечего, кроме любви.
Звезды уже помаленьку исчезали с небосвода, таяли,
растворялись. Меж деревьев плыл молочно-сизый туман, отовсюду доносился тихий,
неумолчный шорох, напоминавший шум дождя, – это влага оседала на листьях
берез, на хвое. В такое время как раз и снимать часовых, милое дело...
Он прошел по огороду – вновь промелькнула кошка, но на сей
раз Мазур и не подумал вздрогнуть, попробовал ногой холоднющую воду, скинул
костюм и медленно соскользнул в речушку. Там ему было по шею. Под ногами –
твердое дно и окатанные камешки, течение так и норовит деликатно свалить с ног,
уволочь.
Пару раз погрузился с головой, немного поплавал, тихо
отфыркиваясь. Вылез и, не одеваясь, пробежался взад вперед по единственной
улочке, ежась, шипя сквозь зубы и ухая, пока не обсох. И вновь стал бодрым,
несмотря на короткий сон, с несказанным удовольствием отметил, что и не думает
пока что стареть, – проделал по тайге километров с полсотни, оставил
довольной молодую жену, долго мастерил оружие, а тело не болит и не ноет...
Правда, следует позаботиться о еде. На жалком бутербродике с тушенкой долго не
продержишься, нужно высматривать самое легкодоступное: грибы, змей и белок...
В темпе обежал ближайшие дома, но не нашел ничего пригодного
в дело, кроме закаменевшего комка соли размером с грецкий орех, забытого на
полу в углу кухни. Видимо, деревню все же переселили: дома пусты, увезли все,
бросив лишь где лавку, где ржавое ведро...