Радость жизни - читать онлайн книгу. Автор: Эмиль Золя cтр.№ 72

— Черт возьми! Видно, что вы не скучали в мое отсутствие! Вы все прямо разжирели… Папа помолодел, Полина цветет… И, право, смешно, самый дом как будто стал больше.

Лазар окинул столовую тем же удивленным, взволнованным взглядом, что и двор. Глаза его остановились на Минуш, клубочком свернувшейся на столе; она была так погружена в свое кошачье блаженство, что даже не шевельнулась.

— Минуш — и та не стареет! — продолжал он. — Ах ты, неблагодарная тварь, могла бы, кажется, меня узнать!

Он погладил кошку, и та замурлыкала, по-прежнему не шевелясь.

— О, Минуш только о себе и помнит! — весело сказала Полина. — Третьего дня у нее снова забрали пятерых котят. Как видишь, это ее нисколько не огорчает!

Обедали раньше, чем обычно, так как Лазар позавтракал очень рано. Несмотря на все старания Полины, вечер прошел невесело. Чувствовалось много недоговоренного, и это затрудняло беседу, вызывая долгие паузы. Видя смущение Лазара, домашние старались не расспрашивать его и не пытались узнать, как идут его дела в Париже и почему он написал о своем приезде только из Кана. Лазар уклонялся от некоторых вопросов, поставленных напрямик, и, видимо, хотел отложить этот разговор. Когда подали чай, он облегченно вздохнул. Как здесь хорошо! Как славно, должно быть, работается в такой тишине! Он вскользь упомянул о драме в стихах, которую пишет вот уже полгода. Полина удивилась, когда он прибавил, что думает закончить ее в Бонвиле. Ему осталось работы на неделю — другую.

В десять часов Вероника пришла сказать, что комната для Лазара готова. Но когда Лазар узнал, что она собирается поместить его в бывшей комнате для гостей, которую после свадьбы отвели для новобрачных, он рассердился.

— Вот выдумала, не пойду я туда спать!.. Я лягу у себя наверху, на своей железной кровати.

Вероника принялась ворчать. Что за капризы! Постель уже готова, очень нужно ее перестилать!

— Хорошо, — сказал он. — Тогда я буду спать в кресле.

И пока Вероника яростно срывала постельное белье и относила наверх, Полину охватила безотчетная радость: ей стало вдруг так весело, что она, как в далекую пору их детской дружбы, бросилась Лазару на шею и пожелала ему спокойной ночи. Опять он тут, в своей большой комнате, так близко от нее, что она долго еще слышала его шаги. Видно, ему не спалось, и, опьяненная воспоминаниями, Полина тоже долго не могла уснуть.

Только на другой день Лазар начал поверять Полине свою жизнь, но он не сразу открыл свою душу, а изредка вставлял в разговор отдельные фразы, из которых Полина кое-что узнавала. Но мало-помалу она насторожилась и уже сама стала задавать ему вопросы, полные тревоги и сочувствия: как он живет с Луизой? По-прежнему ли они счастливы? Лазар отвечал утвердительно, но жаловался на мелкие нелады: часто самые незначительные факты приводили их к ссорам. Они не доходили до полного разрыва, но между ними постоянно происходили трения, от которых оба страдали: и Лазар и Луиза отличались нервным характером и не умели сохранять равновесие ни в радости, ни в горе. Оба испытывали какое-то тайное озлобление; с удивлением и досадой они чувствовали, что разочаровались друг в друге и что за краткой порою страстной любви уже наступило пресыщение. Полина сначала думала, что их раздражали денежные неприятности. Но нет, она ошибалась, — их десять тысяч франков ренты оставались почти нетронутыми. Причина была не та: Лазару теперь опротивели дела, как раньше опротивела музыка, медицина и завод. По этому, поводу он разразился потоком негодующих фраз: никогда еще не видал он таких грубых, развращенных людей, как эти финансисты! Он готов терпеть все: скуку захолустья, жалкое, необеспеченное существование, — только не эту вечную погоню за деньгами, не эту размягчающую мозг бешеную пляску цифр. Выяснилось, между прочим, что Лазар уже оставил страховое общество и решил будущей зимой, по возвращении в Париж, испытать свои силы на поприще драматургии. Его пьеса отомстит за него; он покажет, что деньги — это язва, разъедающая современное общество.

Полину не особенно огорчало это очередное разочарование, — по последним письмам Лазара она уже догадывалась, в чем дело. Гораздо больше встревожил ее растущий разлад между Лазаром и его женой. Она старалась найти причину: как могло случиться, что оба они, такие молодые, имеющие возможность жить в свое удовольствие, думать только о своем счастье, так быстро почувствовали охлаждение друг к другу? Полина то и дело возвращалась к этому вопросу и перестала расспрашивать Лазара, только когда увидела, что его это явно смущает: он бормотал что-то невнятное, бледнел и опускал глаза. Полина узнавала в его смятенном, беспокойном взгляде прежний страх смерти, который Лазар. скрывал от других, как скрывают тайный порок. Неужели ужас небытия уже стоял между ними, неужели он прокрался даже в супружескую постель, еще теплую от ласк? Первое время Полина сомневалась. Затем, хотя Лазар ни в чем ей не признавался, она прочла истину в его глазах, когда он как-то вечером прибежал из своей еще не освещенной комнаты перепуганный, словно спасаясь от привидений.

В Париже, охваченный лихорадкой страсти, Лазар совсем не думал о смерти. Он забывался в объятиях Луизы, а потом, усталый и разбитый, засыпал, как ребенок. Она тоже любила его, как пылкая любовница, соблазняя его своей кошачьей грацией, и казалась созданной единственно для того, чтобы ее боготворил мужчина; если Лазар хоть на миг переставал заниматься ею, она уже чувствовала себя несчастной и покинутой. Их давняя страсть была наконец удовлетворена, и они забывали мир в объятиях друг у друга, считая, что никогда не увидят дна в чаше этих любовных радостей. Однако наступило пресыщение. Лазар удивлялся, что не испытывает опьянения первых дней; Луиза же, не зная ничего, кроме жажды наслаждений, не требуя и не возвращая ничего, кроме ласк, не могла служить ему опорой в жизни, не могла пробудить в нем мужество. Неужели радости плоти так кратковременны? Неужели нельзя погружаться в них без конца, открывая все новые и новые ощущения? Значит, они не властны доставить нам хоть иллюзию счастья? Однажды ночью Лазар вскочил, внезапно разбуженный тем страшным ледяным дыханием, от которого волосы вставали дыбом у него на голове. «Боже, боже! И я тоже умру!» — в ужасе простонал он, охваченный дрожью. Луиза спала рядом; в ее поцелуях он снова встретил смерть.

Затем наступили уже другие ночи; Лазар узнавал свои прежние муки. Случалось это во время бессонницы, то чаще, то реже, он никогда не мог ни предвидеть, ни отвратить приступа. Бывало, в часы спокойствия его вдруг охватывала дрожь, или, наоборот, после утомительного, неприятного дня он проводил ночь без всякого страха. Раньше это были просто внезапные встряски, теперь же нервное расстройство усиливалось, каждое новое потрясение расшатывало весь его организм. Темнота усугубляла страх. Лазар не мог спать без ночника, хотя всячески старался скрыть свой недуг от жены. В ее присутствии он мучился еще сильней: прежде, когда он спал один, ему не приходилось стыдиться своей трусости. Живое тело, теплоту которого Лазар ощущал возле себя, беспокоило его. Как только он в страхе поднимал с подушки голову, еще не успев очнуться от сна, он взглядывал на жену, боясь встретить в темноте ее широко раскрытые глаза. Но Луиза не шевелилась; при свете ночника он различал ее неподвижное лицо, набухшие губы, тонкие синеватые веки. Лазар уже перестал тревожиться, как вдруг однажды ночью увидел именно то, чего так долго боялся, — широко раскрытые глаза Луизы. Она ничего не говорила, а только смотрела, как он дрожит и бледнеет. Вероятно, Луиза также ощутила внезапное веяние смерти, она, наверно, тоже познала этот страх и бросилась к нему в объятия, по-женски ища помощи. Затем, обманывая друг друга, они притворились, будто услыхали шум чьих-то шагов; оба встали и пошли шарить под кроватью и за портьерами.