Корабль Лала-Зора был недалеко, и оттуда в трубу нам закричали:
— Подойти ближе, идти рядом!
Но Бен-Кадех приказал:
— Убрать весла! Поднять парус!
Ветер дул от берега в бурное, вспененное море, где ходили громадные валы. Парус надулся, и «Кокаб-Цафон» стал взлетать на гребни валов, уходя в открытое море. Вода перекатывалась через палубу, все попрятались в трюм.
Меремот выглянул из люка:
— Что ты делаешь, Бен-Кадех? Разве ты не слышал приказа Лала-Зора?
А Бен-Кадех твердо отвечал:
— Мы плывем вперед, а кому не нравится, может прыгать в воду. Кэдэм!
(Вперед!) На корабле Лала-Зора тоже убрали весла. Он повернулся к нам носом, и два пестрых паруса поднялись на мачтах.
Бен-Кадех оглядывался назад, повторяя одно слово: «Кэдэм!»
Расстояние между кораблями не изменилось. Все другие корабли постепенно терялись в туманной зыби, берег тоже стал сливаться с небом.
Впереди был тот беспредельный простор последнего Крайнего
[48]
моря, откуда корабли не возвращаются, где конец света и начинается вечная черная мгла.
Куда несется Бен-Кадех? Может быть, он предпочитает погибнуть в море, чем попасться в руки молодцов Лала-Зора?
Я спустился вниз и, цепляясь за веревку, протянутую вдоль борта, пробрался на мостик к Бен-Кадеху. Он твердо стоял, держась за перила, и ветер трепал его плащ, потемневший от водяных брызг.
Бен-Кадех глядел вдаль и беспечно напевал:
Три дня, три дня гуляли мы
В ненастную погодку,
Руля, руля не взяли мы,
Когда садились в лодку…
— Бен-Кадех, куда мы плывем?
— Эх, мальчуган, твое лицо так искривилось, точно тебя сейчас высек твой дедушка.
Я старался улыбнуться.
— Долго еще мы будем так плыть вперед?
— Ты, кажется, хочешь, чтобы мы повернули назад и меня рядом с Софэром повесили на мачте? Ступай-ка ты вниз, а то тебя волной снесет в море…
И он опять запел:
Теперь плывем и вкривь и вкось,
Как утки в грязной луже.
Эй, молодец, плыви, не бойсь —
Бывало с нами хуже…
Я спустился под палубу. Все сидели и лежали в разных положениях.
Масляный светильник, подвешенный посредине, раскачивался во все стороны.
Софэр с иглой и ниткой стоял около одного раненого и сшивал ему рассеченное лицо. Бигвай с миской воды стоял рядом. Раненый, стоя на коленях, старался сдерживать стоны. Софэр, зашив лицо, перевязал его полосами разорванной ткани, затем улегся, положив голову на мешок.
— Бедный мальчик! — сказал он мне. — Зачем я потащил тебя с собой!
Где же мы найдем спасение? И впереди гибель, и сзади гибель. Теперь надо, как подобает мудрецу, с достоинством встретить смерть.
Я улегся около Софэра, стараясь заснуть, но от качки меня бросало во все стороны, и часто ноги были выше головы. Я просыпался, раскрывал глаза, смотрел на раскачивающийся светильник и опять засыпал.
Среди ночи я очнулся. Светильник висел неподвижно. Что случилось? Я пробрался между спящими и поднялся на палубу.
Ветер стих. Парус беспомощно повис. Вокруг корабля непроницаемой стеной стоял белесоватый туман. Странный серебристый свет струился сверху.
Волн не было. Море, которое так долго бушевало, теперь отдыхало, и его гладкая поверхность медленно то приподнималась, то опускалась — это ровно дышала грудь задремавшего океана.
Вдали послышалось пение. Оно все усиливалось. Раздавались взрывы смеха и крики. В тумане вырисовывался двухмачтовый корабль Лала-Зора. Он казался белым. На передней мачте висел человек. Ясно слышались всплески ударявших по воде весел. До меня донесся отрывок песни бессовестных молодцов Лала-Зора:
Он строил виселицу, гей!
Теперь пусть сам висит на ней…
Что произошло на корабле? Кто повешен? Корабль проплыл мимо, не заметив нас, и скрылся в тумане.
6. ГОСТЬ СО ДНА МОРЯ
Я пробрался на нос корабля, к моей норе, и пролежал там до рассвета.
Утром я влез на мачту, уселся в бочку и смотрел кругом, не покажется ли где-нибудь земля.
Несколько раз невдалеке от корабля из воды показывалась громадная черная туша кашалота. Не спеша, выгибая дугой спину, сопя и фыркая, он выпускал к небу фонтан воды и медленно опять погружался в воду.
Внезапно корабль обо что-то ударился. Что это было — кашалот или подводная скала? Несколько человек поднялись на палубу и через борт стали смотреть в воду. Около корабля в глубине плыла громадная светящаяся масса.
Она казалась то розовой, то зеленой, отливала молочным блеском, точно перламутровая раковина.
— Это всплыл царь моря, — сказал кто-то. — Скорей спасайтесь!
За первой плыла другая, такая же бесформенная масса. Я различил большую голову с выпученными темными глазами. От головы, как длинные змеи, тянулись щупальца, извиваясь и растягиваясь во все стороны. Щупальца протянулись к стенке корабля и присосались. Два глаза смотрели вверх.
— Осьминоги! Осьминоги! — раздались крики. — Хватайте мечи и топоры!
Все бросились к люку и с грохотом скатились вниз.
На палубе остался один Меремот. Он дремал, разморенный горячими лучами солнца, и проснулся слишком поздно. Я крепко уцепился за мачту, боясь, что от страха вывалюсь из бочки. По стенке корабля медленно подымалась громадная серо-зеленая голова. Ее длинные могучие щупальца перевалились через борт и быстро поползли по палубе. От тяжести этой студенистой массы корабль слегка накренился набок. Меремот скатился к борту и напрасно пытался вскарабкаться к люку, сползая по гладкой палубе.
Край головы приподнялся над бортом, на ней наливались красные бугры и наросты.
Два темно-синих глаза чудовища вытянулись вперед на багровых ножках и с любопытством уставились на Меремота. Тот упал на колени, протягивая руки, и кричал:
— Царь моря! Не трогай меня! Я каждый день пять раз молюсь Ваалу!
Пожалей меня, я единственный сын у матери!..
Зеленые щупальца быстро поползли к Меремоту, обвили его и легко перекинули в пасть с крючковатым роговым клювом. В воздухе мелькнули длинные, тощие ноги Меремота.
Зеленая голова чудовища стала багроветь, точно наливаясь кровью.
Синие глаза свирепо вращались, а челюсти двигались, перетирая то, что недавно было Меремотом. Одним из щупалец, бывшим в два раза длиннее остальных, осьминог зацепился за люк. Оттуда показался Бигвай и сильно ударил мечом. Мясистый зеленый обрубок завертелся на палубе, как червяк.