— Пей. До дна. Потом посиди пять минут, и пойдём.
Девушка вздрогнула и повела плечами, словно в ознобе. Не обратив на это внимания Столяров в три глотка осушил горячий настой и поудобней устроился на стуле… Вроде всё нормально. И боль чуть утихла опять…
— Идём.
Дарина протянула ему большущий овчинный тулуп.
— Надень, чтоб не простудиться…
Едва он просунул руки в рукава, как подхватила его под руку и повела прочь из хаты. Вкусно хрустнул под ногами в валяных постолах снег, опираясь на девушку он обошёл дом и оказался в занесённом снегом саду, по которому вилась узкая тропинка. Вдали чернела невысокая избушка.
— Вон баня. Идём скорее.
Столяров почувствовал её дрожь. Боится, что ли? Удивился он. Чего? Или намёрзлась за день? Столько дров натаскать для топки, да воды, да хозяйство… Устала, наверное… Нагнувшись, чтобы не ушибить голову, шагнул тёмный, без окошек, коридорчик.
— Погоди. Прикрою, чтоб не выстужать.
Он замер. Скрипнула дверь сзади. Лязгнул крючок. Затем он почувствовал, как хозяйка скользнула мимо него и по глазам ударили лучи света от лучины, зажжённой в предбаннике.
— Скорише! Стынеть ведь…
Он торопливо ввалился внутрь и захлопнул за собой дощатую фиртку. Ударило жаром. Дарина снова засуетилась, полезла в сундук у печки, вытащила банку с чем то коричневым, густым.
— Не холодно?
— Нет…
— Давай свий бок. Смажу.
— А что это?
— Та мёд. Диду Василь велев тоби намазать синяк перед парилкою. Скидавай кожух!
Скомандовала она. Пожав плечами, Володя выпутался из тулупа, затем потащил рубаху через голову. Скосил глаза — ладонь осторожно, едва касаясь, покрывала багрово-синий кровоподтёк тонки слоем мёда. Пахнуло летом, душистыми травами…
— Всё. Иди. Парься. Воды хватит. Камни аж белы. Свитять.
— А… А как же?
Она чуть усмехнулась.
— Иди. Я в коридор выйду, а потом вернусь. Сиди, скильки зможешь. Диду казав, що чем бильше, тем лучшее будэ.
Накинула на голову платок и скользнула в коридор. Чёрт! Там же холодно!!! Лётчик торопливо потащил с себя одежду, и, затем, наконец, оказался в раскалённой внутренности парилки. Устроился на полке повыше, нашёл ковшик с водой в неверном отсвете огня печи и поддал ещё пару. Перегретая струя со свистом ударила в потолок, сразу стало горячо. Он расстелил чистое рядно, заботливо приготовленное Дариной и улёгся на нём, чтобы не обжечься. Ух! Хорошо!.. Интересно, что мне дед дал? И хозяйка какая-то не в себе сегодня… Прислушался к своим ощущениям — нет. Вроде всё нормально… Только почему то жар изнутри пошёл… И в висках слегка шумит… Но не от жары. Что-то другое… Что? Вытянулся поудобнее. Расслабился, чувствуя, как благословенное тепло пронизывает каждую частичку его тела… Отвернулся к стене. Пахнуло холодом — Владимир резко повернулся к двери, там стояла Дарина в одной рубашке…
— Ты что?!
— Мовчи, дурэнь!
Шлёпая босыми ногами она подошла к нему, Столярова бросило в жар, он почувствовал напряжение в паху… Между тем хозяйка деловито осмотрела его синяк, снова мазнула мёдом, затем открыла топку печки и подкинула дров, плеснула ещё воды на уже светящиеся от жара камни. Всё заволокло паром, только где-то в углу плясали багровые отсветы в топке. У Владимира всё поплыло перед глазами, он почувствовал, как его сознание начинает куда-то прятаться…
…Сознание вернулось сразу. Он открыл глаза — лежит уже в хате. Ого! Как это я сюда попал? Дарина постаралась? Ну, чёртова девка! Отчаянная! Ничего не побоялась… Стоп! А что это?.. Он перевёл взгляд и замер — знакомая ладошка лежит у него на груди, проскользил взглядом вдоль руки: мать… Осторожно приподнял одеяло, взглянул внутрь и торопливо опустил — на девушке ничегошеньки не было. Ни единой ниточки…
Глава 11
Майор пришёл в себя уже только в машине, лежа на деревянном полу. По характерному подвывающему звуку догадался, что это тупоносый американский «студебеккер». Заметив, что Столяров пошевелился, к нему склонилась санитарка, худенькая большеглазая девушка лет двадцати.
— Очнулись, товарищ командир? Слава Богу!
— Где я?
— Не волнуйтесь. Вас в госпиталь везут. В Харьков.
— О, чёрт! А это что?!
Он нащупал на себе плотную повязку на правом плече обожженной руки. Девчушка удивлённо посмотрела на него:
— Так это, товарищ майор, рана у вас там. Осколок сидит, от бомбы. Ваш танк разбомбили фрицы с воздуха, видать одним и зацепило. Наш врач ещё диву давался, как вы с такой дыркой девушку вытащили. А кто она вам?
Александр оторвался от созерцания и сердито посмотрел на большеглазое чудо в шинели не по росту:
— Член экипажа. Радиотелеграфист. А где она?
— Да в соседней машине. Где тяжёлые. Крови много потеряла. Но жить будет! Не волнуйтесь! И остальные ваши там тоже. Все живы, хоть и поранены сильно…
В это время кто-то из раненых попросил пить, и санитарка рванулась к нему, оставив Александра в покое, наконец. Майор попробовал подняться, и это ему удалось, несмотря на шум в ушах слабое головокружение. Он кое-как добрался до стенки будки и привалился к фанере обшивки. Приятное тепло, шедшее от установленной в машине «буржуйки», разморило его, и Столяров не заметил, как его глаза вновь сомкнулись…
После прибытия в город Столяров сразу попал на хирургический стол. В утешение ему в этот раз операцию делали под местным наркозом. Старенький врач-хирург долго ругался по поводу дырки в молодом «дикорастущем», как он выразился, организме. Но своё дел сделал отлично, и когда Александр слез со стола напутствовал его на прощание просьбой беречься от подобных вещей.
— А что поделать, товарищ хирург? Война есть война, и на ней стреляют…
— Всё равно, молодой человек. Вы уж там поосторожнее.
— Будем стараться, товарищ доктор…
В палате для легкораненых было двенадцать человек. В основном — пехота, но оказался один из Богов Войны, в смысле — артиллерист. А так же весьма редкий гость — лётчик. Пилоты попадали в такие заведения не так уж часто. Как правило, они, если попадало легко, лечились при своих санбатах. Ну, а сели что тяжёлое — то либо закрытый гроб, либо тыловое учреждение. Этот же был из транспортной авиации, снабжавшей наши окружённые под Красноармейском наши части под командованием Попова, и словил осколок мягким местом, когда немцы пытались помешать нашим «У-2» сбрасывать бойцам боеприпасы и горючее. Смешно и больно, как тот выразился. Впрочем, для летунов такое ранение было довольно типичным… Александр устроился на койке у окна и использовал выпавшую ему передышку для отдыха. Он отсыпался, отъедался, насколько это было возможно. Читал свежие газеты, что было всё-таки роскошью. Нет, армейскими боевыми листками части снабжались безупречно, слов нет. А вот с центральными, вроде «Правды», «Известий», уже было сложнее… Вечерами для выздоравливающих в госпитале организовывали танцы, на которых было много гостей из харьковчан. По преимуществу женского пола. Раны Столярова заживали быстро, на удивление ему самому, и вскоре, уже через две недели он впервые посетил подобное мероприятие. К своему величайшему удивлению там он увидел Татьяну, скромно сидевшую на стульчике в углу…