Снял рамку с крепления, подержал на вытянутых руках, словно присматриваясь в последний раз к творению. Тотчас от входа послышалась вежливая просьба:
– Нам хоть покажи вначале.
Все пять лиц старались протиснуться сквозь прутья решетки. Я и на них посмотрел скептически, потом буркнул:
– Да и вам не понравится. – И ненадолго, секунд на пять, развернул картину к старшине и его подчиненным. При этом сознательно еще и попытался создать специальный отблеск-отражение от лампы, чуть покачивая рамой.
Ярко-красные полоски красок заиграли в тот момент словно живые, добавляя лишней правдоподобности страшной по эпическим масштабам сцене.
Затем досадливо цокнул языком и двинулся к единственному стулу:
– Ну вот, так и знал, что не понравится.
– Стой! – заорал не своим голосом Борей. – Ты чего это собрался делать?!
– Как чего? Порву полотно о спинку стула, а потом залью обрывки краской. Так все отчаявшиеся академики от живописи поступают.
– Стой, стой, стой! – запричитал, словно в молитве, представитель власти «моего родного» сектора. – Сейчас тебе и еды принесут, и… все остальное! Только ничего не порть!
И с одним из своих помощников куда-то умчался. А мне что оставалось делать? Озадаченно почесав свои кудри, поставил картину на место и вновь уселся за стол. Если уж попадать под удары неприятностей, то лучше под все сразу одновременно. Глядишь, удары между собой столкнутся да и рикошетом уйдут в стороны.
Это я так размышлял, пытаясь представить себе действия властей. Скорее всего, сейчас приволокут лом побольше да вставят его в лапу валуха помассивнее. А то и сам барон Фэйф постарается. Два, а то и один удар по замку – и никакой пилки не понадобится. Уж про прочность, хрупкость и усталость материалов я знал прекрасно. Теперь следовало додумать дальнейший ход своих действий. Смогу ли я, шантажируя поставного картиной, добиться хотя бы одной отменной кормежки? Или лучше сразу замахнуться еще и на последнюю ночь в данной юдоли скорби и грохочущих кандалов? Если буду очень убедителен, то что стоит властям узника казнить или отправить на Дно, допустим, завтра? Нет, еще лучше – через лутень?..
«Да нет, лутень – уже перебор, – грустно вздохнул я, прислушиваясь к очередному топоту в коридоре. – Если валух взбесится да поставной впадет в ярость, то они меня тут без всякой казни прямо на месте затопчут, в тонкую тряпочку раскатают».
Первым добежал к входу Сергий. Просунул свой кулачище между прутьями решетки и рыкнул, словно лев:
– Ты-ы-ы! – Затем его речь стала более человечной. – Ты что творишь?! Я из шкуры вон лезу, чтобы гаузов уговорить да казнь твою отсрочить, а ты саботаж в моей управе затеял?! Прибью!
Прежде чем ответить с бесшабашным видом, я сглотнул обильно наполнившую рот слюну. Как я заметил, у меня она всегда от страха раз в десять быстрее выделяется (интересно, для чего?). Но голос мой прозвучал вполне твердо:
– Господин поставной! Это вы должны разобраться с саботажем иных лиц! Кто-то меня тут запер, лишает обещанной пищи и заставляет работать на износ. Заявляю протест против такого неприемлемого против меня обращения!
– Чего он там заявляет?! – пробасил уже вставший у решетки барон Фэйф. – Да что за дрянь такая наглая и склочная нам попалась?! Сергий, ломай замок!
Тот отступил чуть в сторону, показывая инопланетный замок:
– Номерной.
– Выламывай решетку!
– В комплекте к замку.
– Пробивайте стены!
– Трехслойный армированный бетон. С улицы – тоже.
– Э-э? – Даже валуха проняло от такого перечисления. – Что за камера такая?
– Триста лет назад строили, с учетом нежданных взрывов, – несколько туманно пояснил поставной.
Но великан его понял отлично. Затопал своими ножищами от злости и рыкнул:
– Так что, эта мразь еще неизвестно сколько там прятаться будет?!
– Ну почему неизвестно? Сообщение я уже послал. – И Сергий указал глазами в потолок, намекая, кому ушла срочная просьба о помощи.
Как я понимал, мою персональную камеру теперь только некими специальными средствами вскрывать придется.
«Ай да Борька! – восхищался я сам собой. – Ай да умница! Ай да саботажник! Красава! Теперь бы только еще продуктами питания себя обеспечить».
Словно подслушав мои мысли, поставной злорадно продолжил:
– А чего с казнью спешить? Лучше все декорации успеем приготовить. Да и не сбежит он отсюда никуда. Мало того, голодом его поморим, может, и поумнеет перед смертью.
– А-а-а… как же э-это… – Моя рука указала на мольберт.
– Ха! Ты думаешь, меня шантажировать сможешь? Одной картиной меньше, одной больше, роли не играет. Понял?
После чего все притихли как по команде, глядя, как я приближаюсь с потерянным видом к своему творению.
– Ну ладно, раз художник должен умереть голодным, так не доставайся же ты никому!
И я в позе Отелло, собирающегося душить предавшую его Дездемону, замер в двух шагах перед картиной. Причем не только играл на публику, но и в самом деле задумался. Что мог увидеть старшина и его помощники? Вряд ли они успели рассмотреть нечто конкретное и дать правильную оценку. Скорее всего, впечатления варьировались от «Там такое…» до «Охренеть!». Да и самый большой знаток сейчас смотрит на меня из-под локтя барона-великана. Надо бы и ему вначале показать.
Поэтому я резко развернул мольберт, отставляя его подальше к кровати и театрально восклицая:
– Но напоследок, по заказам благодарной публики, – бесплатная презентация великого творения под названием «Гибель Пловареша»! Причем прошу учитывать, время осмотра в нашем выставочном зале ограничено беспомощным состоянием его хранителя. Если через полкара его не накормят, выставка закрывается по техническим причинам. Хранителю придется разводить из этого полотна костерок и над огнем греть себе жалкие остатки давнишней трапезы.
А сам еле сдерживался от смеха. Эх, сюда бы сейчас Леню! Вот бы мы с ним насмеялись! Потому что с посетителей моей выставки одного актера можно было снимать комедийные фильмы. Несколько лиц там поменялись местами, пытаясь в разные щели осмотреть картину с разных ракурсов. Понятное дело, что подобные попытки были изначально обречены на неудачу. Но именно это больше всего и смешило. Также поразило, и немало, наличие среди человеческих лиц и двух огромных морд валухов. Кажется, вместе с бароном прибыл и его сопровождающий. Спрашивается: что тупые великаны могут рассмотреть интересного в данной картине, если они вообще в искусстве ни в зуб ногой? Так, по крайней мере, думалось мне, так утверждал Борей, и так подтверждала в своих рассказах Ксана.
А тут эти «ну тупы-ы-ые-е!» совсем такими осмысленными глазами рассматривают. Я даже удивился. Демонстративно отошел ближе к входу и тоже оглянулся: