Дорогой надежды [= Дорога надежды ] - читать онлайн книгу. Автор: Анн Голон cтр.№ 32

Преподобный Сэмюэль Векстер сдвинул густые брови и задумчиво посмотрел на нее.

— Я сожалею о том, что вы женщина, — прошептал он, — и благодарю Бога, что вы папистка.

— Отчего же?

— Потому что я могу не сокрушаться, видя, как вы в вашей женской слабости вступаете на такой путь, который даже безнадежно впавшие в ересь священники вашей религии не преминули бы осудить как опасный и вредный для особы вашего пола.

Она кивнула.

— Здесь вы правы, сэр. В вопросе о слабости женского ума в сравнении с мужским все пасторы всех религий и сект приходят к согласию, более того, именно здесь возможно понимание, на которое полезно было бы указать на семинарах и соборах, понимание, к которому отцы церкви, озабоченные сближением христиан, весьма безрезультатно призывают. Так почему же вы сожалеете о том, что я женщина?

— Будучи мужчиной, вы могли бы стать, разумеется, получив соответствующую университетскую теоретическуюподготовку, бесценным участником теологических диспутов в мужских колледжах.

— Вот мы и вернулись к началу нашего спора. На каком основании мужчины присвоили себе исключительное право выступать от имени Бога? Физическая слабость женщины, которая в первобытные времена являлась основанием для разделения функций между полами, не должна бы сейчас приниматься во внимание в вопросах, затрагивающих сферу духа… В конечном счете Адам и Ева, обнаженные и оживленные дыханием Бога, пользовались равноправием в саду Эдема.

— Адам был создан первым, — воскликнул преподобный Векстер, подняв кверху палец.

— Не должны ли мы присудить право первородства цветам и птицам на том основании, что они были созданы прежде нас, людей?

Патриарх хранил молчание, явно медля с ответом. Затем после длительного молчания улыбнулся в бороду.

— Я мог бы возразить вам, что Ева была создана из ребра Адама, — факт, предполагавший известную зависимость женщины от мужчины, но тогда вы ответили бы мне, что Творец пожелал ее слепить из материала менее вульгарного, чем глина.

— В самом деле хорошая мысль!

— Кроме того, указав мне на двух замечательных близнецов, возникших из семени вашего супруга и вашей плоти, вы с большим основанием могли бы утверждать, что это обстоятельство не делает их в ваших глазах менее достойными в смысле ценности, неповторимости всякого человеческого существа, зависимого от свободы выбора и Божьей воли, а не от того факта, что он рожден земной женщиной…

— Вы облегчаете мне поиск аргументов.

— Которые вы, безусловно, отыскали бы сами. Впрочем… вы правы, я хочу пощадить ваши силы, так как круги под вашими глазами свидетельствуют о том, что вы не более чем слабая женщина, — лукаво, но доброжелательно заметил он.

— Вы слишком долго спорили и рассуждали для женщины, которую мы совсем недавно чуть было не предали земле. Отдыхайте.

Встав, он воздел, словно для благословения, свою белую, длинную и прозрачную руку, выступавшую из отороченного беличьим мехом рукава широкого плаща, с которым он не расставался даже в жаркие дни.

— Хочу только, чтобы вы знали, миледи, что весьма ценю ту честь, которая была оказана моему жилищу вашим присутствием и случившимися в нем знаменательными событиями. Вы привнесли с собой изящество, живость мыслей и образов, которые составляют очарование Старого Света. Ребенком в Лейдене, голландском городе, я с удовольствием впитывал в себя богатство прошлого, которым был отмечен там каждый перекресток. Здесь нам не хватает корней. Мы все подобны вбитым в землю сваям. Я хотел бы также проинформировать вас о том, что собираюсь сказать господину де Пейраку. Если случится, что хрупкое равновесие, поддерживаемое вами во Французском заливе и позволяющее народам этих мест мирно трудиться, нарушится, и если ваши яростные недоброжелатели, которых господин де Пейрак удерживает за руку, вновь примутся завидовать его могуществу, знайте, что губернатор Массачусетса и, в частности, члены Салемской консистории всегда рады приютить вас и ваших близких. Ваши первенцы-сыновья учились в нашем Гарвардском колледже. Наша хартия оставляет за нами право выбора друзей и союзников. Ни французский, ни английский король не может указывать, как нам поступать; мы считаем себя свободнымгосударством, пользующимсяБожьимблаговолением.

Уже не раз молодые служанки просовывали свои мордашки в дверь, не осмеливаясь прервать величественного старца. Наступило время его ужина.

Анжелика поблагодарила его, заверив, как утешительно ей сознавать, что они, будучи французскими католиками, в штатах Новой Англии имеют надежных друзей, и это подтверждает возможность взаимопонимания между людьми, движимыми доброй волей.

Он удалился.

— Только не дайте Бостону увлечь себя.

Когда он вышел, Рут и Номи помогли Анжелике лечь в постель. Она чувствовала себя усталой, и они удобно уложили ее на подушки. Она тут же смежила веки.

В разговоре с патриархом она забыла о повозке и о сумасшедшем с золотым пояском и уже не находила в себе раздражения, охватившего ее во время гадания.

Зато она вспомнила о ее заверениях относительно обнадеживающего расклада последних семи карт, в котором злые силы были «побеждены», а «блистательная и решительная победа» казалась неизбежной.

Эта перспектива соединялась с чувством глубокого умиротворения, наполнявшего ее с момента рождения детей и их спасения. Случилось нечто, даровавшее ей победу. Рут, наделенная даром ясновидения и пророчества, настолько приблизилась к истине, что Анжелика испугалась.

Говоря о папессе и выдающемся человеке, Рут заявила: «Они оба одержимы и жаждут твоей смерти».

И это было правдой! Хотя и стало уже достоянием прошлого.

Папесса, выдающийся человек и в самом деле оказывали губительное влияние на новую жизнь, которую Анжелика и Жоффрей де Пейрак пытались начать, новую жизнь после длительной борьбы за обретение друг друга.

Злобные происки, тайные заговоры ядовитыми лианами опутали нить их в общем-то такой хрупкой жизни. Это служило лишним доказательством того, что житейские битвы разыгрываются и преследуют человека повсюду, приводя порой к торжеству даже над непреодолимыми препятствиями, которые на каждом шагу возникают в дикой, населенной иноплеменными народами стране.

Номи прошептала тогда: «И он тоже в могиле…» Ссылка их недруга Себастьяна д'Оржеваля и отсутствие каких бы то ни было известий о нем могли означать своего рода душевное небытие, не позволявшее ему заявлять о себе. Будучи еще недавно объектом лести, он пользовался собственной легендарной славой и собственной привлекательностью, возводя свое могущество на шатких основаниях: красоте, светских успехах, вышитом боевом знамени, сострадании, которое вызывали его искалеченный пытками пальцы, невыносимом блеске голубых глаз цвета сапфира…

Он имел в своем распоряжении шпионов, доставлявших его письма самому королю — фанатичных приспешников. Теперь же все изменилось. Страсти улеглись. Его имя предано забвению.