Александра Петровна еще сильнее напрягла мозг и от
пассивного прощупывания перешла к быстрым действиям, чтобы он не успел ничего
заподозрить.
Андрей прикрыл глаза и откинулся на сиденье.
– Вот так, дружочек, – приговаривала Александра
Петровна, передвигая мужчину на пассажирское кресло и занимая его место за
рулем, – вот так, милый…
Она проехала по знакомой проселочной дороге километров шесть
и снова свернула – теперь уже вовсе по бездорожью, – добралась с трудом до
небольшого, но глубокого лесного озера. Сюда редко кто заезжал даже летом: вода
в озере была мутная, тинистая, покрытая ряской.
– Вот так, дружочек, – снова повторила Александра
Петровна.
Она вытащила вялого, почти спящего Андрея из машины, ни на
минуту не разрывая контакт с ним, чтобы он не пришел в себя, обхватила его и
подвела к самому берегу. Идти пришлось метров двадцать, потому что Александра
Петровна побоялась подъехать ближе, уж больно топко. Хороша же она будет, если
застрянет в этой глуши, помочь-то некому, да и не нужно, чтобы ее видели…
На берегу она отпустила Андрея – молодой крепкий мужчина
стоял, покачиваясь, как пьяный. Александра Петровна, не ожидая, когда он
очухается, резко стукнула его по голове гаечным ключом. Отвратительно хрустнула
кость, Андрей удивленно ахнул и свалился с обрыва в темную маслянистую воду.
Туда же полетел гаечный ключ. Поверхность озера на короткое время забурлила,
покрылась пузырьками болотного газа, но скоро все стало таким же ровным и
тихим, как несколько минут назад.
Александра Петровна потерла пульсирующие тупой болью виски и
пошла к машине.
Это было необходимо – Андрей был опасен, очень опасен. Даже
если сейчас она смогла бы убедить его, что в будущем он поймет, что ему не было
смысла убивать курицу, которая несет золотые яйца, все равно он стал
непредсказуем. Он нервничал бы, делал глупости и рано или поздно привел бы в ее
квартиру милицию. Так что поделом сопляку, в одном он был прав: если нужно
будет, она таких, как он, найдет сколько угодно. Если будет нужно…
Александра Петровна занималась самообманом: в глубине души
она прекрасно понимала, что больше не сможет заниматься тем же бизнесом – ее
мозг безнадежно измучен, выжат как лимон, долго в таком режиме она не протянет,
да и запасы препарата почти иссякли.
Ну что ж… Кое-какие деньги у нее пока есть, делить их теперь
не с кем – и Витя, и Андрей отбыли в мир иной. Одной ей этих денег хватит на
какое-то время. Теперь же она должна отдохнуть… Отдохнуть.
С трудом развернувшись, она выехала из леса на проселок,
доехала до шоссе и повернула к городу. Внезапно ее обуял страх, что машина уже
в розыске, что все посты ГАИ теперь будут искать ее по номеру. Машину эту
достал Витя специально для операции у банка, так что она, возможно, краденая.
Да еще могли запомнить номер свидетели у банка, так что риск возрастал вдвое.
Не доезжая до поста ГАИ, Романцова опять свернула в лес, внимательно оглядела
салон машины, вытерла руль и сиденья и вышла, оставив ключи внутри.
Сегодня на ней не было осточертевшего чужого голландского
пальто и парика рыжего не было. Сегодня она ничем не напоминала Марию
Николаевну Амелину.
Романцова повязала голову темной косынкой, удержалась от
соблазна надеть темные очки – осенью, в ненастный день это казалось бы
странным, а что странно, то всегда запоминается. Она поплотнее запахнула полы
длинной кожаной куртки и спрятала в полиэтиленовый пакет дамскую сумочку.
Через полчаса на остановке рейсового автобуса уныло мерзла
немолодая, достаточно просто одетая женщина. Никто не обратил на нее внимания.
Как только у банка началась стрельба, Эрик рванул машину с
места, чтобы успеть удрать из этого района до приезда опергруппы. Мы на полной
скорости проскочили мимо банка и видели четыре трупа, лежащие на асфальте
недалеко от двери. Кто такие, я не смогла разобрать, только по размерам
определила Толечку Маленького. Я даже расстроилась – ведь именно он в свое
время по доброте душевной отдал мне полбутылки своего пива. Но у бандитов риск
– это профессиональное.
Эрик привез меня домой и сразу же буквально силой протащил в
свою квартиру, не слушая никаких возражений. После этого он закинул туда же
Горация и ушел на работу, предварительно взяв с Горация обещание, что он будет
охранять меня и ни за что не выпустит из квартиры до вечера, пока он, Эрик, не
явится с бутылкой шампанского, чтобы отметить наше избавление от неприятностей.
Намерения были у меня самые благие. Я решила смирно сидеть
дома и заниматься уборкой Эриковой квартиры. Но, поскольку у него и убирать-то
было нечего – все вещи лежали на своих местах и даже пыли почему-то не было, то
я быстро заскучала. Часа два я потратила на подхалимаж. Я подлизывалась к
Горацию, чтобы он выпустил меня из квартиры на полчасика. Потому что не могу же
я на торжественном ужине со свечами и шампанским быть в простых брюках! Нет,
обязательно нужно надеть наконец то черное трикотажное платье, а к нему сделать
соответствующий макияж и прическу. Гораций был неумолим, пока я не догадалась
подкупить его свиной отбивной. После отбивной он подобрел, отошел от двери, и я
отважилась сделать вылазку. На площадке шестого этажа было тихо, а внизу
перекрикивались рабочие. В моей квартире тоже было все спокойно. Я проверила
препарат Валентина Сергеевича, лежавший под ванной, быстренько собрала вещички
и удалилась, позвонив Неониле, чтобы она оповестила всех мужей, что со мной все
в порядке, я никуда не делась, а то кто-нибудь из них еще припрется меня
спасать в самый неподходящий момент.
Эрик пришел, когда мы с Горацием смотрели по телевизору
криминальные новости. Показали результаты перестрелки у банка, гору трупов,
затем камера продемонстрировала окно на третьем этаже, откуда, как сказал
ведущий, стрелял снайпер. Там, на лестничной площадке лежали двое. С первого
взгляда я узнала Корня. Он был мертв. Во втором оказалось тоже что-то знакомое.
Когда оператор нашел другой ракурс, я узнала того плешивого мужичка, который
сотрудничал с дамой-злодейкой, я видела его в Сосновском парке. Лежавшие внизу,
очевидно, были рядовые бандиты двух преступных группировок. Собственно про нашу
соседку-злодейку не было сказано ни слова, очевидно, она сумела скрыться.
– Чем нам это грозит? – спросила я Эрика, пока он
еще окончательно не потерял голову от моего шикарного вида.
– Думаю, что ничем. Дело у нее не выгорело, сюда она
больше явиться не сможет, побоится. А возможно, милиция ее и так найдет, из-за
перестрелки. А я хочу выбросить ее из головы в буквальном смысле слова. Давай
жить по-человечески. Сейчас я хочу есть, пить и… – внезапно он повернул
меня к свету, потом отступил на шаг, и глаза его вспыхнули зеленым огнем, как у
мартовского кота на крыше: – Слушай, я совершенно не хочу есть! – крикнул
он, подхватив меня на руки.
Спрашивается, зачем я два часа возилась с прической?
Через некоторое время я сочла возможным начать разговор: