— Вероятно, что я эгоистичный негодяй, — весело сказал Джефф, хотя предпочел бы, чтобы Натали призналась еще до приглашения на ленч, тем самым сэкономив ему восемьдесят фунтов. Что у Джеффа напрочь отсутствовало, как впоследствии признавали все женщины, так это ложная гордость. Он не сделал попытки поквитаться с Натали, рассказав о Фионе.
— Куда ты теперь? — спросила Натали, когда они вышли на Веллингтон-стрит.
— В кино, — ответил Джефф. — Полагаю, ты вряд ли захочешь пойти со мной?
— Правильно полагаешь. — Натали поцеловала его в щеку, один раз. — У меня работа.
Джефф сказал Натали, что идет в кино, просто потому, что это первое пришло ему в голову. Такого намерения у него не было. На самом деле он собирался еще раз заскочить в «Сады аббатства». Но с улицы Кингсуэй не так-то просто вернуться в Вестминстер. Джефф уже достаточно нагулялся, а на автобусе или метро пришлось бы ехать с пересадкой. Мимо проезжало свободное такси, и он уже сошел с тротуара и поднял руку. Водитель притормозил. Но затем Джефф подумал о деньгах, потраченных на ленч с Натали, и о кредитной карте, вероятно превысившей лимит, и покачал головой. И тем самым решил свою судьбу.
Вернее, почти решил. Печать судьбы уже была занесена, и с нее капал горячий воск, когда ему представился еще один шанс. На улице Холборн Джефф сел в поезд метро Центральной ветки, а когда доехал до «Бонд-стрит», подумал, что можно выйти, пересесть на Юбилейную линию и отправиться домой. Только он никогда не любил сидеть дома один. Ему требовались женщина, еда, напитки, развлечения. Поезд прибыл на станцию «Бонд-стрит» и остановился, двери открылись, из вагона вышел десяток пассажиров и столько же вошло. Двери закрылись. Однако поезд никуда не поехал. Как обычно, никаких объявлений по громкой связи не последовало. Двери открылись, Джефф вышел, потоптался в нерешительности, вернулся в вагон. Двери закрылись, и поезд тронулся. На следующей станции, «Мраморная арка», Джефф вышел.
Он поднялся по лестнице, повернул направо и направился к «Одеону». Одна из афиш рекламировала «Дом ночных призраков». Джефф выбрал этот фильм потому, что сеанс начинался без пятнадцати четыре, а часы показывали четверть четвертого. Покупая билет, он почему-то вспомнил слова матери, которая говорила, что стыдно ходить в кино, когда на улице светит солнце…
Глава 14
Было бы гораздо интереснее, иногда думала Минти, если бы расцветка и покрой рубашек отличались большим разнообразием. Например, меньше белых сорочек или больше с воротником, который застегивается на пуговицы, и с карманами. Но количество белых все увеличивалось, и Минти решила, что теперь установилась мода на простые белые рубашки. В эту пятницу такая тенденция привела к тому, что ей пришлось погладить три белые, прежде чем дошла очередь до рубашки в розовую полоску, потом еще две, и только затем голубую в темно-синюю полоску и с воротником на пуговицах. Перед началом работы Минти распределила их равномерно. Оставлять все на волю случая никак нельзя. В прошлый раз, когда она так поступила, пришлось заканчивать шестью белыми, а это очень утомительно — гладить шесть белых рубашек, которые выглядят абсолютно одинаково. Не говоря уже о том, что это — Минти была твердо убеждена — плохая примета. В тот день, когда утром у нее остались одни белые, она в последний раз видела Джока, что явно было связано с рубашками, поглаженными не по порядку.
Когда Минти вечером вернулась домой, призрак Джока стоял в холле и ждал звука вставляемого в замок ключа. Она задрала толстовку, расстегнула брюки и выдернула нож из ремешка, который удерживал его на бедре. Но Джок проскользнул мимо и бегом поднялся на второй этаж. Дрожа от страха, она тем не менее бросилась за ним и догнала в спальне Тетушки. Но не успела Минти подумать, что поймала его, как Джок прошел сквозь стену — она слышала, что призраки так умеют, но ни разу не видела. Тетушкин голос сказал: «Ты почти добралась до него, девочка», — а потом еще много чего, пока она принимала ванну. О том, что Джок злодей и угрожает миру, что он — причина наводнений и голода, предвестник антихриста, но Минти слышала это уже не в первый раз и все знала. Ее начинала раздражать Тетушкина болтовня, как раздражали появления Джока.
Высушив волосы, вновь пристегнув нож, надев чистую футболку и брюки, она крикнула, обращаясь к не желавшему умолкать голосу:
— Уходи! Ты мне надоела. Я знаю, что делать.
Повторяя эти слова, Минти начала спускаться по лестнице, когда зазвенел дверной звонок. Это была младшая дочь Соновии Джулианна — та, которая училась в университете.
— Вы разговаривали со мной, Минти?
— Я ни с кем не разговаривала, — ответила Минти. Она не видела Джулианну около года и узнала только по золотому гвоздику в ноздре и прическе, состоящей из десяти тысяч косичек. Увидев их, Минти вздрогнула. Как часто Джулианне удается мыть голову и каким образом она вытаскивает и снова вставляет этот гвоздик? — Что ты хотела?
— Извините, Минти. Я знаю, что вы с мамой не разговариваете, но мама хочет забрать свое синее платье. В последнее время она сильно похудела и уже может в него влезть. Собирается надеть его в воскресенье на крестины.
— Входи.
Присутствие Джулианны будет кстати, если Джок вернется и снова заговорит, подумала Минти, поднимаясь наверх. Может, девушка из тех людей, которые способны его видеть? Она с удовольствием вернет синее платье и жакет. Два раза почистив его, Минти все равно не могла избавиться от ощущения, что одежда по-прежнему загрязняет ей дом. «Поло, Поло», — прошептал Джок, когда она вошла в комнату Тетушки. Он все еще был здесь, хотя Минти его больше не видела.
Она вложила платье в чехол на «молнии», который взяла в химчистке, спустилась вниз и отдала Джулианне.
— Тут немного темновато, — сказала Джулианна. — Почему вы не раздвигаете занавески?
— Мне так нравится.
— Минти…
— Что?
— Может, вы пойдете со мной, поздороваетесь с мамой и вроде как помиритесь? Папа очень бы обрадовался. Он говорит, что негоже ссориться с соседями; это его расстраивает.
— Скажи маме, — ответила Минти, — что она сама виновата — первая начала. Пусть извинится, и тогда я начну с ней разговаривать.
Из окна Минти смотрела вслед девушке. Обо всем этом она задумалась еще раз, когда гладила рубашки, и Джозефин спросила ее:
— А ты помирилась с этой… соседкой, как там ее зовут? Той, что устроила скандал из-за платья?
— Ее зовут Соновия. — Минти вложила белую рубашку (оставалось еще три) в полиэтиленовый пакет, прикрепила картонный воротник и взяла полосатую, последнюю в куче. — Ее муж приходил сюда, умолял меня извиниться, но я сказала: мне не за что извиняться, потому что виновата она. Правда? Ты же была здесь.
— Конечно. Я готова подтвердить это в любом суде. — Джозефин посмотрела на свои золотые часики с искусственными бриллиантами, свадебный подарок Кена. — Знаешь что, Минти, закончишь с рубашками — и после обеда можешь не приходить. И завтра утром. Ты заслужила отдых, управляясь тут одна, пока мы с Кеном были в свадебном путешествии.