Правда и вымысел - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Алексеев cтр.№ 33

И лишь когда спустился к берегу, понял, что реку вброд мне не перейти, хотя сверху она выглядела не такой уж быстрой и глубокой: ночной снег растаял, и так высокий уровень подскочил ещё, бурлящие камни на шивере оставляли пенные следы — даже если воды будет по пояс, в таком потоке на ногах не удержаться.

Будто кто-то преграды мне ставил, испытывал или не пускал дальше, а я уже вошёл в азарт и отступать не мог — не зря родители называли меня упёртым. По пути к Манараге плоты вязал уже дважды, переправляясь через речки, но тогда у меня была верёвка и топор; тут же осталась одна, хоть и заточенная, сапёрная лопатка. Свалить ею сухостойное дерево можно, однако на каждое уйдёт час, не меньше, а потом, вязать брёвна нечем…

Я прошёл вверх по течению, подыскивая валежник, и за верхним бьефом шиверы неожиданно увидел избушку на вырубке. Издалека показалась жилой и целой, вроде бы даже труба есть, но когда приблизился, оказалось, ни крыши, ни дверей, один обветшавший сруб. Зато рядом сколоченный из плах стол со скамейками, большое старое кострище, консервные банки, бутылки — короче, типичная стоянка современного человека. Последние её обитатели водку пили «Московскую», курили сигареты «ТУ-134», по утрам кофе в зёрнах варили, но самое интересное, ели слишком простую пищу, солдатский сухой паёк — гречка или горох с мясом, тушёнка — продукты, которые попадали на склады геологов, лесоустроителей, топографов и прочих полевых экспедиций из обновляемых мобзапасов.

Этим туристам сухпай попал достаточно свежий, всего-то шестидесятого года выпуска, а я ел на Ангаре и пятьдесят четвёртого. И подвоз грузов у них явно был: ладно, ящик водки, разбросав по рюкзакам, ещё можно принести в горы, но тащить с собой два килограмма гвоздей на сто пятьдесят, чтоб стол и скамейки сколотить, вряд ли кто додумается. А тем более, никто и никогда не понесёт мотопилу, чтоб дрова пилить для костра — эти снимали венцы со сруба, аккуратно резали на чурки и жгли в костре, о чём свидетельствовали головни и опилки.

И всё это не раньше прошлого лета…

Плот я собрал из того же сруба, сколотил выдернутыми из разобранного стола гвоздями. И тут возникла мысль, после того, как найду Ледяное озеро, спуститься на плоту вниз, сплавиться насколько это возможно, хотя бы до слияния Косью с Вангыром. Реки ещё полноводные и потому относительно спокойные, в конце концов, через шиверы плот можно провести у берега. В любом случае скорость движения будет раза в два выше, чем идти пешком, и расход энергии во столько же раз меньше.

Плыви да на берега посматривай, как говорил дед…

Но плот на гвоздях — слишком ненадёжная конструкция для горных рек, надо обязательно перевязать его чем-то, чтоб не развалился на подводных камнях. Я пошёл искать верёвку или проволоку, и сначала сделал оборота четыре вокруг стоянки, постепенно увеличивая радиус, ничего подходящего не нашёл, если не считать множества полосок жести и перегоревших в огне замков от специальных зелёных ящиков, в которых обычно перевозят всевозможные приборы, оборудование, взрывчатку и оружие — всё это оказалось в старом кострище. Если люди приходили сюда отдыхать, значит, лазили по скалам, ставили палатки, рыбачили, катались на резиновой лодке. А значит, использовали страховку, лески, верёвочные растяжки, шнур, шпагат, а всё это часто рвётся и теряется.

Тут же, как на зло, ни кусочка, ни обрывка! Будто туристы сидели на берегу достаточно долгое время, пили водку, кофе и жрали солдатский сухпай…

Сдвоенную чёрную проволоку увидел неожиданно и сначала принял за сухую ветку голубичника. Но внимание привлёк потревоженный тёмный грунт, ещё не успевший затянуться мхом и выцвести от дождя и солнца. Свернул к этому месту и с восторгом обнаружил рваный конец армейского телефонного провода, торчащий из земли. И не один — ещё несколько витков выступило из мелкого гравия, размытого весенней водой. Я вытащил его метров двадцать, пока что-то не заело. Тогда я раскопал яму и достал несколько перепутанных бухт разнокалиберного провода, пожалуй, около полусотни использованных батарей в виде кубиков, десяток щелочных аккумуляторов, какие-то металлопластиковые коробки, радиотехнические детали, обрезки цветного кабеля и изоляции — одним словом, несгораемый мусор, закопанный в яму.

Мне бы идти вязать плот, а я присел возле этой свалки и отчего-то внутренне насторожился.

Хорошо оснащённые «туристы» особой чистоплотностью не страдали, банки, бутылки и бумага валялись повсюду, а вот этот специфический мусор почему-то тщательно был собран и зарыт. То есть, убран от глаз подальше, чтоб всякий прохожий, глянув на стоянку, сразу определил, что стояли тут обыкновенные советские туристы, а никак не геофизики, которые, судя по батареям и пустым коробкам из-под детонаторов, проводили сейсморазведку.

Ну, проводили, а зачем это скрывать? Нигде не скрывают, оставляя после себя километры размотанных проводов по тайге, пустые ящики из-под взрывчатки (а то и полные!), буровое оборудование, сломанные вездеходы и прочие промышленные отходы.

В тот момент я почувствовал, что это некий сигнал, но с Ледяным озером его не связал. Переплыл на другую сторону Манараги, заодно испытав плот, поднялся на берег, встал спиной к горе, взял азимут строго на юг и пошёл. И пока двигался в гору, ничего, кроме дальнего хребта не видел, и даже когда поднялся на плато и передо мной открылся «карьер» в виде амфитеатра, озера ещё не было.

Оно открылось внезапно, лежащее в глубокой чаше, большое, слегка вытянутое и слепяще-белое. Да, я видел его с Манараги, но принял за ледник! И немудрено, поскольку в июне оно ещё было покрыто льдом, очень похожим на глетчер, и только узкая полоска белёсой воды вдоль береговой кромки (лёд оторвало от берегов), выдавала озеро.

Я пришёл сюда не первым. Старые кострища и перепревшие подстилки от палаток попадались часто, особенно по отлогому берегу, и ещё чаще всё те же консервные банки и битые бутылки.

Эта загаженность как-то меня отрезвила, всё равно, кто тут был, хорошие люди или плохие, туристы или рыбаки, охотники или геофизики, главное, исчезла первозданность, всё время существовавшая в моём воображении.

Успели вперёд меня, залезли, истоптали, выдернули дедово удилище и выловили всех золотых рыбок…

Спохватился я, когда почти на треть обогнул озеро и оказался под скалами. Внимание привлекла тёмная полынья метрах в пятидесяти от берега, вернее, её правильная, четырёхугольная форма (были и другие, в основном округлые), и вода там отсвечивает красным. Для рыбацкой лунки слишком велика, разве что невод запускали. Но какой дурак станет тянуть глубокое горное озеро? И даже если таковой отыскался, то почему нет других прорубей, для протяжки фалов, и где майна, чтоб выбрать невод с рыбой в конце тони?

И что за пятнышко на воде? Будто кровь… Лёд от берега давно оторвало, изъело солнцем, однако по камням можно было спокойно перебраться на него, что я и сделал. Судя по видимым сколотым торцам многослойного ледяного поля, за зиму здесь нарастал панцирь, толщиной более полутора метров, за счёт род-пиков или неких приливов, образующих наледь, впоследствии замерзающую. Должно быть, дед верно сказал: на первый взгляд, замкнутое, «закрытое» озеро имело подземные ключи, ручьи, речки, живые во все времена года. И если так, то его можно было отнести к карстовым озёрам, уровень воды в которых может колебаться до десятков метров.