Гоп! Руку молодого, моментально разжавшуюся от хитрого удара
по косточке, дернуло вверх, «пачка сигарет», кувыркаясь, полетела в речку… и
пошла ко дну, как утюг.
– Ай-яй-яй, какая незадача… – сказал Данил.
Бычок даже не сообразил толком, то ли ему разозлиться, то ли
притвориться, будто никакого шокера у него и не было и удара не было. Одно из
самых нелепых и жалких зрелищ на свете – «топтун», которому поднадзорный вдруг
навязал общение.
Пожилой маячил на противоположной стороне, чуть позади.
Данил, врезав молодому носком кроссовки по голени, размашисто зашагал дальше.
На душе стало чуточку веселее. Теперь он был уверен, что государство тут ни при
чем. Правда, это снимало ровно половину хлопот. Его определенно хотели
захватить, и не все, питавшие такое желание, были лопухами…
Через пять минут он вышел к автовокзалу. Пожилой топал
следом, а позади маячила и вишневая «семерка», куда успел влезть ушибленный
бычок. Но это уже беспокоило гораздо меньше – обдуманный им в машине план имел
все шансы на успех. Уж окрестности-то сего древнего города он знал…
Расписание он, конечно, успел подзабыть, но, пройдя мимо
касс, бросил беглый взгляд, и этого было достаточно. Так и не взяв билета,
вернулся к площадкам, где с превеликим облегчением (не придется торчать тут
долго) узрел автобус, отходящий на Воложин. День был будничный, и народу, как
всегда, оказалось немного. А автобусов с этой стороны площадки стояло целых
три…
«Семерка» стояла поблизости – они уже не питали иллюзий и не
стремились притворяться джентльменами, игра пошла в открытую. Данил до
последнего прохаживался так, что неизвестно было, какой из трех автобусов его
интересует – и наконец прыгнул в воложинский за секунду до того, как водитель
нацелился закрыть дверь. И был совершенно уверен, что подсадки от
преследователей в салоне нет.
В последующие полчаса он отдыхал, безмятежно таращась на
окрестные пейзажи и порой украдкой косясь назад – «семерка» сопровождала
автобус в отдалении. Бензин у них, конечно же, не кончится, и надеяться нечего
– должны были перед выездом на дело залить полный бак…
Недолгая, минут на семь, стоянка в Ракове – нынешней
деревне, давно и бесповоротно потерявшей звание города. Пока водитель утрясал в
крохотном автовокзале какие-то свои дела, мужская половина пассажиров
покуривала на свежем воздухе. Данил к ним не присоединился. «Семерка» все это
время стояла метрах в пятидесяти позади. Не исключено, им даже нравилось, что
«клиент» ведет их в тихое захолустье – хотя подозревать подвох они просто
обязаны…
Поехали! У распятия, на перекрестке, автобус сворачивает
налево, вот и последние дома остались позади – Данил, примостившийся на
последнем сиденье, укреплял на стволе «Макара» глушитель – паршивенький, с
мембранами из пластика, чуть ли не одноразовый. Но он и не собирался стрелять
много…
Руки он держал меж колен, и добрые поселяне ничего не
заметили, конечно…
Сейчас дорога плавно повернет влево… Он встал, прошел к
шоферу и небрежно бросил:
– У «Ислочи» остановишь…
Тот столь же равнодушно стал притирать автобус к обочине.
«Семерка», наученная опытом у всех предшествующих остановок, на всякий случай
не обгоняла, а притормозила метрах в сорока. Данил выпрыгнул, обежал автобус
спереди и, подобно любителю джоггинга, рысцой дернул в распахнутые ворота.
Вокруг – ни единой живой души. Оказавшись под прикрытием небольшой кирпичной
привратницкой (в которой отроду не водилось никаких привратников), он выхватил
пистолет, чуть высунулся и дважды нажал на курок, целясь в шины свернувшей было
влево «семерки».
Первый выстрел прозвучал не громче стука автомобильной
дверцы, второй хлопнул погромче, на третьем глушак определенно и сдох бы, но
третьего и не понадобилось, все было в ажуре – обе передние шины пробиты, трое
обормотов внутри, как многие на их месте, пригнули головы, ожидая, что новые
выстрелы будут сделаны по ним. Но Данил уже быстрым шагом удалялся к низкому
зданию серых и бледно-желтых оттенков, самую чуточку напоминавшему старинный
замок – из-за стилизованной высокой башенки, вздымавшейся справа от входа.
Когда-то здесь был дом писателей. Потом увлекшиеся
перестройкой, гласностью, независимостью и прочими увлекательными глупостями
труженики пера как-то незаметно упустили из рук свое кровное достояние,
перешедшее к людям коммерческим. Впрочем, еще в старые времена, когда Данил
ждал здесь дня «Д», писателей почти что и не было – август девяносто первого,
мозги б не вспоминали…
Справа за стойкой торчал все тот же дедушка, смутно
помнивший Данила, но даже если и не помнил – с расспросами не полез, равнодушно
отвернулся, глянув, как вошедший уверенно направляется влево. Данил вошел в
коридор, вновь повернул налево, по узкой лестнице поднялся на второй этаж,
снова налево, направо…
Дом был словно нарочно создан для срубания хвостов или для
декораций к кинотриллеру. В планировке он был прост – квадрат в два всего этажа
– но по всему периметру второго этажа шли спуски на первый, совершенно
одинаковые, отличавшиеся друг от друга лишь красными номерами пожарных колодцев
на слепых площадках. Человек посторонний, будь он и трезвехонек, моментально
оказывался в лабиринте и блуждал долго. Пустись за ним следом эта троица, он
непременно уделал бы их в этом лабиринте, как хотел…
Спустился на первый этаж, ностальгически и печально покривил
губы, проходя мимо комнаты номер три. Дернул шпингалеты единственного окна,
расположенного довольно высоко, подпрыгнул, взлетел на широкий подоконник,
спрыгнул наружу и метнулся в лес, забирая вправо по широкой дуге и не
сомневаясь, что остался совершенно незамеченным.
Преследователи потеряют не менее часа, взявшись искать его в
доме. Здесь не гостиница. Наверняка, как и в старые времена, никто не оставляет
паспортов – и даже если, как встарь, господа коммерсанты заполняют «карточки
гостей», след обрывается бесповоротно. Они потратят, пожалуй, даже не час,
выясняя у обслуги, в каком номере поселился человек с такой-то внешностью – а
обслуга привыкла к мельтешению лиц, нигде не зарегистрированным любовницам и
приехавшим из города гостям, останется разве что идти по номерам, а это дело
еще более долгое и проблематичное…
Он быстрым уверенным шагом шел меж сосен, держа курс на
близкий Раков. Глянул назад, но «Ислочи» уже не увидел, конечно. Вновь
ворохнулись горькие воспоминания.
Восемнадцатого августа девяносто первого года он выехал
отсюда в Минск в половине седьмого утра – когда все радиостанции Советского
Союза уже объявили, что товарищ Горбачев некстати занемог, а посему создан
совершенно новый госкомитет… Он, как и все прочие волки дня «Д», точно знал,
что ему делать.
Первый неприятный укол в сердце он ощутил, когда его
«Жигули» проехали мимо солидно-кирпичного зданьица поста ГАИ на въезде в Минск.
Обычно здесь всегда дежурили милиционеры с автоматами, логично было, что т е п
е р ь посты будут даже увеличены. Однако пост был закрыт вообще! Через десять
минут, проезжая мимо городского аэропорта «Минск-2», Данил увидел, как оттуда
взлетает самолет. И это – чрезвычайное положение?! Возле железнодорожного
вокзала – никаких признаков чрезвычайной охраны, только приткнулся у
пригородных касс небольшой штатский «пазик» с полдюжиной парней в штатском. На
душе становилось все тревожнее, и когда он приехал туда, где должен был
находиться согласно штатному расписанию, внутрь вошел, уже явственно ощущая
сосущее предчувствие провала, скольжения в бездну…