– Дай-ка, – потянулся Мазур за биноклем.
– Поди ты! – Джонни бесцеремонно отбросил его
руку. – Ладно, я кой-кого знаю, может, и обойдется, может, и выкрутимся...
Вы, оба, хаоле! Спускайтесь в кубрик, живо! Попробую уболтать. Если они нас не
видели на острове, глядишь, и выскользнем...
Пьер первым кинулся к люку. Мазур же, кроме винтовки, своего
боевого трофея, беззастенчиво поднял с палубы автомат капитана. Тот, впрочем,
не протестовал, отчаянно поторапливая их грозными жестами. Далекое стрекотанье
мощного мотора крепло с каждой секундой – катер неумолимо нагонял парусник, в
очередной раз демонстрируя преимущества двигателя внутреннего сгорания над
романтикой парусов...
– Влипли, исландец? – с вымученной улыбкой спросил
Пьер.
– Ну, это еще как посмотреть... – кривя губы,
отозвался Мазур. – Их там, в конце концов, не рота... Иди в кубрик,
притаись там так, чтобы под пулю не попасть, если начнется карусель...
Не заставив себя долго упрашивать, бывший сослуживец Алена
Делона кубарем скатился по рассохшимся ступенькам. Мазур не сразу последовал за
ним, он осторожно выглянул из-за надутого свежим ветром паруса, оценивая
ситуацию, насколько это удалось.
Катер был уже кабельтовых в трех, он заходил с левого борта,
задрав нос, летя на редане, разбрасывая белые пенные полукружья, оставляя
широкий кильватерный след. На носу выжидательно замер у пулемета субъект в
белом – у этих ребят прямо-таки мания какая-то таскать с собой пулеметы. Хотя
они правы, конечно, во всех смыслах, в их многотрудном ремесле без хорошего
универсала не обойдешься, тут наши взгляды полностью совпадают...
Он нырнул в люк. Секунду подумав, автомат оставил при себе,
а винтовочку оставил в дверном проеме, ведущем в каюты, – примостил ее
поперек двери так, чтобы непременно привлекла внимание любого понимавшего толк
в оружии человека. А сам кошкой скользнул под сплошную деревянную лестницу,
открытую с боков, – очень уж сухопутный был у нее вид, язык не
поворачивался называть это сооружение трапом, хотя на корабле, как известно,
лестниц не бывает, а есть одни только трапы...
Пьера не видно и не слышно – притаился, надо полагать,
основательно, как мышь под метлой. Мазур ощущал себя самую малость неуверенно –
ни один из трех стволов, коими он сейчас располагал, не пристрелян им лично, он
вообще ни разу не стрелял из них, а меж тем любое оружие неповторимо, как красивая
баба... Ну ничего, мы не вчера родились, когда нас пытаются прирезать, мы и на
чудеса способны...
Судя по звуку мотора, катер уже был совсем близко – надежная
посудина, наполовину закрытая надстройкой. Сколько там может оказаться народу?
Не особенно-то и много, самое большее полдюжины, больше и нет смысла посылать в
погоню за их скорлупкой...
Ага! Длинная, у в е р е н н а я пулеметная очередь – и
характерный жесткий плеск вонзившихся в воду пуль. Предупредительные выстрелы,
конечно, не слышно ни одного попадания в корпус...
На палубе затопотали – спускали все паруса, судя по звукам.
Слышно было, как гаваец в голос поторапливает команду, вряд ли нуждавшуюся в
понуканиях.
Рокот мотора надвинулся слева. Короткий стук – ага, суда
легонько ударились бортами. Слышно, как на палубу прыгнули два или три
человека. Несколько мгновений томительной тишины. Потом раздался громкий,
насмешливый голос. Английский чересчур хорош для ублюдка пиджина:
– Что это вы, парни? Ах, молодцы, примерные ребята!
Сами догадались, что нужно поднять ручки и стоять смирненько... Ну, и кто же
капитаном на этом суперлайнере?
– Я.
– Да что вы говорите, сэр! Позволено ли мне будет
поинтересоваться вашим благородным именем?
– Вообще-то, меня тут знают как Джонни Гавайца...
Судя по голосу, Джонни было тоскливо и неуютно.
– Да ну? Увы, сэр, вынужден признаться, что мне не
доводилось слышать столь славное имя... Вы, надеюсь, простите мне, темному,
такое невежество?
– Конечно, о чем разговор?
– Я вижу, мы легко нашли общий язык... Итак, мистер Гаваец,
не расскажете ли, какого черта вы делали на острове?
– У нас кончилась пресная вода... Мы хотели набрать...
– Вот в эти канистры, конечно?
– Ну да...
– А почему же не набрали? – невиннейшим тоном
поинтересовался незнакомец.
– Ну... Не успели...
– Да отчего же, сэр? – голос откровенно
издевался. – Вам захотелось водички, пресной...
– Послушайте, – уже откровенно дрогнувшим голосом
сказал Джонни. – Я, честное слово, не хочу неприятностей... Я знаю
кое-кого – Золотого Мыня, господина Теджо, даже однажды беседовал с самим
Голландцем Чарли...
– В самом деле? Беда в том, сэр, что названные вами
господа мне решительно неизвестны...
– Не шутите так...
– Да что вы, сэр, я абсолютно серьезен, право же...
Кроме вас пятерых, есть кто-нибудь внизу?
– Нет, никого...
– Проверь, Красавчик. Лионг!
И совершенно неожиданно затрещала длинная автоматная
очередь. Одинокий панический вскрик, тут же оборвавшийся. Шумный всплеск, еще
один. Еще очередь, покороче. Тишина...
– Красавчик!
На ступеньки легла тень, мигом позже они заскрипели под
целеустремленными шагами, и на голову Мазуру посыпалась мелкая труха. Он не мог
из своего укрытия видеть спускавшегося, приходилось реконструировать его
движения и перемещения по скудным звукам, а это не самое легкое занятие даже для
того, кто специально этому учен... Так, он уже на нижней ступеньке, вот заметил
винтовку, самое время, промедлишь – все потеряешь...
Тщательно рассчитав каждое свое движение, чуть ли не каждое
сокращение мускулов, Мазур бесшумно выскользнул из-под трухлявой лестницы.
Красавчик, здоровый лоб в белом, с висящим на правом плече германским
автоматом, держал одной рукой винтовку, как Мазур и рассчитывал.
Эта английская десятизарядка времен Второй мировой и
оказалась последним, что пират видел в своей путаной жизни. Мазур ударил так,
что никаких сомнений у него не осталось. Подхватил падающее тело, порядка ради
нащупал артерию и, окончательно убедившись, что сработал, как задумывал,
подхватил автомат, бесшумно двинулся наверх.
Вот теперь предстояло из шкуры вон вывернуться, чтобы в
считанные секунды переделать ситуацию на с в о й расклад...
Он взмыл из люка стремительно и беззвучно, словно
олицетворение какого-то здешнего демона смерти. Подобно этому демону, он был
неумолим, молниеносен и ни во что не ставил человеческую жизнь.
Две коротких очереди с р у б и л и в секунду того, что стоял
на палубе, и человека за пулеметом. А в следующий миг Мазур уже был в воздухе,
он ногами вперед летел на корму катера, однократное мгновение будучи невесомым,
как космонавт на орбите, длинной очередью рубанул по тем двум в надстройке – и
со звоном полетели стекла наружу, и брызнула осколками приборная доска, и перед
ним больше не было ничего живого, достойного смерти...