— Он предупредил, что приедет завтра после обеда. Но говорить в палате, когда мы просто сидим и смотрим на Тодда, очень трудно. Может, предложить ему вместе пообедать?
— Попробовать стоит, — сказал Кальдер, отправляя в рот кусок рыбы. — Очень вкусно!
— Спасибо. После университета я научилась готовить лучше. — Она тоже попробовала. — Хм… И правда неплохо! Красивый сад, — заметила она, оглядывая фруктовые деревья и небольшую лужайку, на которой росли розы, глицинии и другие цветы. — Я бы никогда не поверила, что ты можешь ухаживать за растениями.
Кальдер ухмыльнулся:
— Я тоже. Ты бы видела это место, когда я его купил! Потрясающей красоты! Я всего лишь стараюсь не позволить ему умереть. Но если честно, это затягивает и очень успокаивает. Я понятия не имею, как называется половина из того, что здесь растет. Как только я узнаю название растения, оно почему-то тут же гибнет.
— Здесь так тихо.
— Это верно.
Сад выходил на юг, в противоположную от моря сторону, и располагался напротив леса, поднимавшегося по склону вверх. Справа было пастбище с любознательными бычками, а слева стояла старая ветряная мельница. С запада его заливали лучи заходящего солнца, уже скрывшегося за домом.
— До сих пор не могу представить, что ты живешь в таком месте, — сказала Ким.
— А я — тебя, живущей в маленьком городке в Нью-Гемпшире.
— Ну нет!
— Тебе там нравится?
— Нет, не нравится! — поколебавшись, ответила Ким. — Тебе я могу в этом признаться, но Тодду — ни за что на свете.
— Но почему?
— Он обожает Сомерфорд. Он преподает английский, и очень неплохо, эта работа ему нравится, во всяком случае, если верить тому, что он рассказывает. Он организовал в школе команду регби. Но мне кажется, что ему особенно нравится быть героем школьников. Мальчишки его очень любят, а директор просто не нахвалится. Все это важно для Тодда. Я потратила столько сил, чтобы он не чувствовал себя зависимым от отца и занимался тем, к чему лежит душа у него самого… А теперь, когда он ушел из отцовского бизнеса и выбрал именно это, как я могу жаловаться, верно?
— Но твоя жизнь тоже важна, разве не так?
— Важна, — мрачно подтвердила Ким, — это так. — Она положила в рот еще кусочек филе. — Все смеются над консультантами по менеджменту, но я была отличным специалистом. Я много зарабатывала, и если бы не ушла, то быстро стала бы равноправным партнером фирмы. У меня не было цели выйти замуж за богатого.
— А как же больница? Разве там ты не приносишь пользы?
— О да! Я навожу там порядок — они сами совершенно беспомощны. Конечно, работа в больнице — это важно, все вокруг там такие невыносимо милые! Иногда меня это просто бесит! В голову начинают приходить всякие дикие мысли типа сжечь их всех в день рождения или сделать крупное пожертвование Ассоциации табачных производителей. Мне кажется, даже это их не смутит. И меня по-прежнему будут встречать широкой улыбкой и вопросом: «Как дела, Кимми?»
Кальдер сморгнул.
— Ты говоришь страшные вещи.
— Да. Я знаю. Особенно если мы так и застрянем в Сомерфорде. Но вся сложность в том, что Тодд ничего этого даже не замечает. Он хороший парень, по-настоящему добрый, но он привык к тому, что он в центре внимания и все делается для него одного. Он просто считает, что я обязана сделать так, как лучше для него, что наш брак — это союз, цель которого — сделать счастливым его.
— Судя по твоим словам, ты много об этом думала.
— Да. Извини, что я тебе плачусь, и это ужасно, потому что в это время он лежит в коме, но — да, я размышляла об этом гораздо больше, чем может показаться. Ты помнишь Дома?
— Твоего парня в Кембридже? Игрока в крикет? — Кальдер помнил высокого и смазливого парня, с которым Ким встречалась пару семестров на втором курсе.
— Да. Тодд немного на него похож. Так же думает только о себе.
— Помнится, ты застукала его с Эммой?
С Эммой Ким и Кальдер снимали на паях жилье.
— Да, — пробурчала Ким. — Вот стерва! И в нашем собственном доме! Тодд по крайней мере такого себе не позволяет!
— Он кажется вполне приличным.
— Так и есть! Господи, я уже совсем забыла, каким ужасным Дом стал в конце. Но зато я отлично помню, как была влюблена в него по уши. Тогда я была совсем юной и невинной.
— Юной точно, — улыбнулся Кальдер. В девятнадцать лет Ким выглядела просто восхитительной, да и сейчас, спустя пятнадцать лет, она не потеряла своего очарования.
— Да, юной. И ты тогда меня очень поддержал.
— Может, просто старался затащить тебя в постель?
— Алекс! А я-то считала, что ты просто такой добрый и понимающий! — Ким улыбнулась своей знаменитой улыбкой, которую Кальдер так хорошо помнил со студенческих лет.
— Но это правда. Добрый и понимающий человек, который хотел затащить тебя в постель. Однако не получилось, так ведь? Мне нужно было выбрать роль себялюбивого мерзавца.
— Нет, — возразила Ким, — ты бы не смог ее сыграть. Поверь мне, уж я-то знаю, какие для этого нужны таланты.
Вина в бутылке оставалось все меньше.
— А как дела у тебя? — спросила она. — Когда я поинтересовалась твоей подружкой, ты сразу помрачнел. В чем дело?
Кальдер рассказал ей о Сэнди. Она с сочувствием все выслушала, но когда он поведал ей о ссоре после своего одинокого уик-энда в Нью-Йорке, она осторожно приняла сторону Сэнди.
— Ты ведь понимаешь, что ей, наверное, было так же плохо, как и тебе?
— Если так, то она могла бы что-нибудь сделать.
— А может, не могла?
— Знаю. Но все равно у нас вряд ли что-нибудь получится.
— А если тебе переехать в Нью-Йорк?
— Не думаю, что наши отношения продвинулись так далеко. Не говоря уже о том, что единственной работой для меня там было бы банковское инвестирование, а этим я больше ни за что не хочу заниматься.
— А почему нет? Мне кажется, из тебя получится очень неплохой трейдер. Мало того, когда ты ушел из ВВС, я даже подумала, что тебе стоит заняться именно этим.
— Я уже был неплохим трейдером, — признался Кальдер. — Даже отличным! И мне это нравилось! Но тот мир — нереальный. Распоряжаясь несколько лет чужими миллионами, человек теряет чувство реальности. Все начинает измеряться деньгами. Зарплата — это само собой, доходы и убытки, бонусы, торговый статус, дом, машина и даже отношения! Ты начинаешь считать бедных людей глупыми. Потом приходишь к выводу, что человек, не способный сделать все для заключения сделки, просто тряпка. Причем глупая тряпка. Этот бизнес меняет человека изнутри.
— Да брось ты, Алекс! В инвестиционном банковском деле не все люди плохи по определению. Там полно обычных нормальных людей, которые просто работают.