– С того момента как вы мне позвонили, я горю нетерпением узнать, почему вы вдруг обо мне вспомнили. Должен признаться, я уже сто лет назад отказался от надежду добиться вашего внимания.
– Прошу меня простить, но там не было ничего личного. После приезда в Лондон я сумела устоять перед всеми искавшими моего внимания мужчинами.
– Можно ли сказать, что, встречаясь с вами, я становлюсь личностью привилегированной?
– Не совсем так, – улыбнулась Сэнди. – Примерно через неделю я возвращаюсь в Соединенные Штаты, и в первый раз за два года у меня появилось немного свободного времени. Вот я и подумала, что перед отъездом было бы неплохо встретиться с некоторыми из моих друзей.
– Великолепная мысль, – отозвался Олег.
– И вы по-прежнему трудитесь в «Харрисон бразерс»? – с застенчивой улыбкой спросила Сэнди.
– Да. Каким-то чудом мне удалось пережить все сокращения и реорганизации. В моем мире ничто не может заменить знания местных обычаев и наличия полезных контактов. Кроме того, я прекрасно понимаю менталитет американских банкиров и могу вести дела так, как принято у них. – Говоря это, Олег играл с крошечной солонкой, заставляя ее танцевать вокруг винного бокала.
– Украиной вы тоже занимаетесь? – спросила Сэнди.
– О да! На Украине пока еще многое наперекосяк, но и там мало-помалу проходит приватизация.
– Вы знаете украинских бизнесменов?
– Да, кое с кем из них я знаком.
– А что вы можете сказать о человеке по имени Михайло Бодинчук?
Солонка мгновенно остановила свой танец.
– Ничего хорошего.
– Неужели он такой плохой?
– Скажем так: Бодинчук не тот молодой человек, с которым следует знакомиться таким замечательным девушкам, как вы.
– Он из русской мафии?
– Да он сам и есть мафия. Это сейчас один из самых богатых людей Украины. Но путь наверх он проложил кровью. Начал Михайло со своего папаши, который, по-моему, был тот еще сукин сын.
– Я слышала, его убили.
– Совершенно верно. Собственным сыном.
– Откуда вам это известно?
– Об этом знают все. Вам не удастся узнать, что происходит в России или на Украине, если вы собираетесь ограничиться прессой. Всем известно, что Бодинчук организовал убийство отца. И все, кто конкурировал с ним в любой сфере бизнеса, кончал так же.
– Я читала, что несколько лет назад по Москве прокатилась волна убийств банкиров. Бодинчук и в этом был замешан?
– Да. Он выиграл войну. То же самое произошло и в Киеве в 2002 году. Никто не хочет становиться его врагом, но в то же время никто не желает быть его другом. Это почти так же опасно. Надеюсь, он не ваш клиент?
– Нет, – ответила Сэнди, качая головой. – И вряд ли когда-нибудь таковым станет.
– Рад это слышать, – сказал Олег, приступая к рыбе.
– Вы, случайно, не слышали, ведет он какие-нибудь дела с Жан-Люком Мартелем? Этот человек управляет хеджевым фондом «Тетон».
– Я знаю Жан-Люка Мартеля. Или, вернее, знаю о нем, – ответил Олег. – И, отвечая на ваш вопрос, скажу – какая-то связь, бесспорно, имеется. Ходят слухи, что Бодинчук является крупным инвестором фонда. Согласно тем же слухам он вложил в фонд от пятидесяти до ста миллионов. Кроме того, я видел их вместе и они держались как закадычные дружки.
– Где это было?
– В Сент-Морице в прошлом году. Серьезные парни из бывшего Советского Союза обожают там кататься на лыжах, и я опустился до того, что бываю там дважды за сезон.
– Это, должно быть, круто!
– О да. Производит сильное впечатление.
– Когда точно вы их там видели?
– Примерно год назад. Дайте подумать… Думаю – в начале марта.
– Как раз перед тем, как Италия вышла из зоны евро?
– Да, примерно тогда. – Олег отпил вина и спросил: – Но почему вас это так интересует?
– Простите, – ответила Сэнди, – но боюсь, что ничего не могу вам сказать.
– Работаете для клиента?
– Нет, для себя. Или, скорее, для подруги. – Сэнди подумала о Джен, и благостное состояние, навеянное хорошим вином и обществом Олега, куда-то испарилось. – Да, для подруги.
Олег протянул руку через стол и, прикоснувшись к ее ладони, негромко сказал:
– Если это что-то личное, то выслушайте мой совет: держитесь от Михайлы Бодинчука как можно дальше. Вы понимаете?
Сэнди улыбнулась. Ей нравилась, но в то же время немного смущала его забота о ней.
– Да, понимаю.
Чуть позже, когда они, выйдя из ресторана, шли по узкому проулку, Олег сказал:
– Я рад, что вы мне позвонили, хотя и понимаю, что вы это сделали для того, чтобы получить информацию о Бодинчуке.
– Я тоже рада, – ответила Сэнди. – И дело не только в Бодинчуке. Этот вечер и общение с вами доставили мне огромное удовольствие.
– Послушайте. – Олег остановился. – Вообще-то я никогда не прошу об этом на ранней фазе знакомства, но, поскольку вы улетаете в Штаты и это, возможно, мой последний шанс, я позволю себе задать вам вопрос: не желаете ли вы заглянуть сейчас ко мне?
– Простите, Олег, нет. Сегодня ничего не получится.
– Хорошо. Но если у вас возникнет потребность узнать о других русских бандитах, вы знаете, куда звонить. А если серьезно, то я буду очень рад новой встрече.
К ним подкатило такси. Сэнди чмокнула Олега в щеку и села в машину. Пока кеб лавировал в толпе людей, заполнивших улицы вечернего Сохо, Сэнди улыбалась. Может, ей все же стоило принять его приглашение? Ведь Олег ей нравился. И кроме того, прошло очень много времени с тех пор, когда она провела ночь с мужчиной.
Викрам смотрел сверху на Бостон и лежащий чуть южнее полуостров Кейп-Код, слегка напоминающий согнутую в локте руку. Через час они приземлятся в Нью-Йорке, в аэропорту Джона Ф. Кеннеди. Как он и предполагал, путешествие в Лондон оказалось пустой тратой времени. Джастин Карр-Джонс хоть и нервничал, но проявил твердость. По его словам, «Блумфилд-Вайс» исчерпал свои лимиты в делах, которые вел с фондом «Тетон». Он вежливо, но твердо отклонил предложение Викрама, гарантирующее банку вознаграждение в тридцать миллионов долларов. Как только стало ясно, что соблазнить Карр-Джонса не удастся, Викрам протрубил сигнал к отступлению. Он не сомневался, что переоценка облигаций «ДЖАСТИС», которая должна была состояться через неделю, станет для фонда катастрофой. Викрам решил прекратить дискуссию.
Мартелю еще неделю назад следовало избавиться от части портфеля, как и предлагал Викрам. Однако тот высмеял его, и он сдался. Тогда Викрам казался самому себе каким-то убожеством, но время показало, что он был прав.