Медальон льва и солнца - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 22

«Навсегда» закончилось утром. Мятые простыни, белый лифчик на подоконнике, чужой белый лифчик, стыд и обида, что все так обыкновенно. Запах перегара, щетина и недовольное: «Детка, иди-ка отсюда».

Ушла. Как казалось, гордо и независимо, а оказалось – все вместе очень глупо. Впрочем, эта глупость мало отличалась от прочих, сотворенных до того. Мое счастье, что болезнь по имени «Никита Жуков» была недолгой, никто не заметил, никто не узнал.

Иллюзия моего совершенства сохранилась. И сохранится.

А Никита Жуков меня не помнит. И не вспомнит.

Как она глядела! Как она на него глядела! Прямо мурашки по спине поползли, сначала вниз, по хребту, а потом вверх, то ли огнем, то ли холодом.

Нет, давно на него никто не глядел такими вот глазами. А синющие-то, как гуашью нарисованные, той самой, школьной, в баночках, сладковатой на вкус и яркой-яркой.

– На самом деле я не такой, – зачем-то сказал он, сам не понимая, что хотел сказать. И тут же поспешил поправиться: – Про меня много пишут, но этому верить нельзя.

– А чему можно? – сухо поинтересовалась дамочка.

– Н-ну… мне можно. Я хороший! Честное слово!

Идиот, нашел перед кем выпендриваться, сразу ж видно, к этой цаце на кривой козе не подъедешь, этой не песенки-стишки нужны, а солидность, чтоб костюмчик, как у Бальчевского, и галстук в тон, и машина в тон, и кредитки тоже. Для таких Жуков – шут, развлеченье, которое на вечер нанять можно, перед подружками похвастать.

Злость закипала в животе и еще в затылке, связываясь в привычный уже тугой узел боли. И чего он перед нею стелется-то? Шла себе, вот и шла бы…

– У вас кровь идет, – неожиданно спокойно сказала дамочка и даже руку протянула. – Вы и вправду на солнце перегрелись. Пойдемте, дальше нельзя.

Она еще что-то говорила. От злости, обиды и гула в голове Жуков не расслышал, но когда она, взяв за руку, потянула за собой, послушно пошел. И в доме – блаженный сумрак, тишина и прохлада – позволил себя усадить и не сопротивлялся, когда она плюхнула на переносицу холодное мокрое полотенце, с которого моментально побежали струйки воды.

– Нельзя же столько на солнце лежать! – Теперь голос ее был мягким и даже успокаивающим. Хотелось закрыть глаза и отрешиться от мира, только вода с полотенца добралась до шеи и теперь текла за шиворот. Щекотно!

– Не дергайся! И не шевелись!

– Слушаюсь. – Злость исчезла, стало смешно. Вот уж правда, командуют, кому не лень, а ему только и остается, что слушаться. Никита, вытерев верхнюю губу, поднес ладонь к глазам.

– Скоро перестанет, – поспешила успокоить случайная знакомая и представилась-таки: – Марта.

Она дернула его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и повторила:

– Сиди! Кровь остановить надо, а потом в медпункт.

– Не-а. – Говорить было неудобно, смотреть на Марту тоже, в этом ракурсе она выглядела смешной, с несоразмерно длинным торсом и маленькой головой, черты лица терялись, но Никита помнил, что вроде как девица симпатичная.

Да что там, красавица просто!

– Что «не-а»? – переспросила красавица, меняя полотенце на другое, еще более мокрое и холодное, чем первое.

– Не пойду в медпункт! Ты бы видела здешнюю фельдшерицу… ничего, что мы на «ты»? Я вообще не могу долго на «вы», вот такой невоспитанный.

Господи, ну и хрень он несет!

– Ничего, – без особого энтузиазма ответила Марта. Ледышка. И стерва. Но красивая. Жуков вздохнул, представив, как смотрится со стороны. Красный, обгоревший – это надо было умудриться заснуть в гамаке – в дурацком прикиде да еще с кровоточащим носом. А если еще и приступ случится, будет полный аут.

Вообще приступы приключались с завидной регулярностью, Жуков даже привыкать начал и к обедам-завтракам по спецменю – серая овсянка на воде и диетические сухари, – и к рези в желудке, и к таблеткам, прописанным фельдшерицей после третьего к ней визита. От таблеток во рту оставался устойчивый привкус мела, но тошнота вроде как проходила. Бальчевский, скотина, и слышать не хотел о нормальной клинике.

Ну и хрен с ним.

– А хочешь, я тебе еще стихов почитаю? Здесь вообще классно думается. – Никита пощупал нос, вдохнул, выдохнул – вроде кровотечение остановилось – и, снявши полотенце, кое-как вытер лицо. А блондинка-Марта – вот это имечко, никаких псевдонимов не надо – с вяловатой улыбкой поинтересовалась:

– Кризис? Творческий?

– Вроде того. А у тебя? Или просто отдыхаешь? Одна?

– Просто. Одна. – Она вдруг тряхнула головой и, рассмеявшись, повторила: – Просто одна. Совсем. Место такое.

Отстойное место. Странное. Напряжное. Переселить-то из первоначального номера его переселили и вроде бы коттеджик дали поприличнее, почти такой, как у Марты, но все равно, не нравилось здесь Жукову. Вот хоть ты тресни, не нравилось.

Правда, стихи писались классно, почти так же легко, как раньше, и полтетради набралось, вот только… вряд ли Бальчевскому понравится.

– О чем думаешь? – отчего-то шепотом поинтересовалась Марта и еще тише добавила: – Еще на подбородке осталось, вот тут.

Она коснулась пальчиком собственного подбородка, кругленького, аккуратненького, и Никита послушно поскреб свой, сдирая со щетины кровяную пленочку. Небритый. Вот стыд-то…

– Слушай. – Идея возникла в голове моментально, как и все дурные идеи – другие, по словам Бальчевского, старательно избегали Никиты. – А давай вечером поужинаем? Вместе?

Марта нахмурилась. Вот ведь, даже когда хмурится, красивая, только по-другому, иначе. Строже, что ли. Строгих дамочек Жуков старался избегать, а тут вдруг… вдруг представил, как весь вечер будет торчать в одиночестве и пялиться в стену – телика-то нету, а радио за эти дни поперек горла уже.

– Нет, ты не думай, я не маньяк. Тоска тут смертная, а мы так, посидим, поболтаем…

– О чем?

– Да о чем захочешь! Ну я в самоволку схожу! – сказал и самому смешно стало, будто он тут за проволокой колючей сидит. Хотя если подумать, то кто местных знает, может, Бальчевский их нанял, чтоб за Никитой следить, увидит кто, стуканет и будет Жукову полный кабздец. Правда, от этого мысль о походе «во внешний мир» стала казаться еще более привлекательной. А что, реальная самоволка выходит. – Вина куплю. Какое предпочитаешь? Белое? Красное?

– Зеленое, – фыркнула Марта, но, смягчившись, исправилась: – Белое полусухое.

– Будет исполнено, мадам, – Никита, вскочив, поклонился.

– Мадемуазель.

– Тем лучше! Тогда… через час после ужина? В случае невозможности встречи подайте сигнал, убрав с подоконника фикус.

– Всенепременно, – пообещала Марта, прикрывая улыбку ладонью.