Кудеяр. Аленький цветочек - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова, Феликс Разумовский cтр.№ 91

– Ни в коем случае! Может быть международный скандал. – Гринберг уныло откусил зельца, в народе почему-то именуемого «волосатым», поперхнулся, запил чаем. Близилась ночь, а значит, очередное рандеву с Рото-абимо. – И потом… а ну её на хрен совсем. Утомила. Знай всё Виринею нехорошими словами называет да ещё и к себе в Арканзас жить тащит. Поехали, говорит, Юджин. Иначе повешусь.

«Может, правда повесится? – Гринберг замолчал, вспомнил папу, канувшего в дебрях Иллинойса, и вовсе загрустил, окончательно положив ложку. – Кстати, об Арканзасе… От него до Иллинойса..»

– Ну тогда я наведаюсь, – приободрился Капустин. – Улучшу американцам породу.

«И это пройдёт», как сказал когда-то премудрый царь Соломон. Капитан Гринберг пост сдал, капитан Капустин пост принял. Мисс Айрин сразу угомонилась, перестала слать громы и молнии на голову русской соперницы. Снова наступил мир и гармония… Увы – не в душе у бедного Гринберга. Он по-прежнему засыпал в страхе и просыпался в холодном поту. Видно, духам пришёлся очень уж не по вкусу его генеральский мундир…

А Виринея тем временем быстро шла на поправку. Уже через пару дней, когда боль в колене, вопреки всем медицинским прогнозам, прошла и нога стала гнуться, девушка забеспокоилась, засобиралась домой.

– Загостилась я у вас, пора честь знать. Спасибо вам, бабушка Григорьевна. Почти совсем уже не болит, просто волшебство…

– Ты, девка, ни черта собачьего ещё в волшбе-то не смыслишь, так что молчи лучше. – Григорьевна, мешавшая что-то в кипящем котелке, насупилась, протестующе мотнула головой. – Пойдёшь не ранее, чем через неделю, об ином и не помышляй. А что касаемо волшбы… не слушай того, что придумано людьми тёмными, живущими в серости да в скудости, с шорами на глазах. Нет бы снять их, посмотреть вокруг, не щурясь-то… – Тамара Григорьевна вытащила ложку, нюхнула варево и, что-то коротко прошептав, стала сыпать в котелок мелко истолчённые коренья. – Много чего интересного увидели бы. Может, поняли бы наконец, что всё вокруг живое, – продолжала она. – Узнали бы, о чём ветер толкует с верхушками деревьев и что трава шепчет могильными камням… каков настоящий цвет молнии и что за траву ест ласка, когда готовится к схватке со змеей. В небе, на земле, в воде таится гораздо больше, чем ты можешь, девка, представить себе… – Григорьевна снова понюхала зелье, одобрительно кивнула, сняла котелок с угольев и стала мазать колено Виринеи огненно-горячей жижей, пузырящейся, но почему-то не причиняющей боли. – Терпи, девка, терпи! Рожать по первости куда больнее… Да и то, ежели знать…

Дело происходило в маленькой, топившейся по-чёрному баньке. Она была освещена только багрово рдеющими углями, а под потолком плавал густой, пряно пахнущий дым. От него щипало ноздри и сладко, как от шампанского, кружилась голова.

– Бабушка Тома, миленькая, у нас ведь экспедиция как-никак! – Виринея умоляюще взглянула на Григорьевну. – Вы понимаете, полевые изыскания, утверждённый научный план!.. Ребята вкалывают с утра до ночи… А я здесь сижу как чучундра, пироги с зайчатиной лопаю.

(Вообще-то не только с зайчатиной. Ещё и с брусникой, рыбой, олениной, бобрятиной, вкуснее ничего в своей жизни Виринея не пробовала. Да ну её ко всем чертям, эту диету, и кто только выдумал голодом себя изводить!)

– Кушай на здоровье, поправляйся. – Григорьевна похлопала девушку по ноге и стала бинтовать намазанное колено холстиной. Новомодных марлевых бинтов старая лекарка не признавала. – А касаемо экспедиции вашей… зря стараетесь, вот что скажу. Таким макаром вы шиш с маслом найдёте. Вам, городским, природы не понять. Лезете со своим уставом в чужой монастырь, ничего слушать не хотите. Да и вообще… нынешние люди выбрали неверный путь, они на земле чужие. – Старая колдунья завязала узел покрепче, поднялась с древнего прямоугольного камня, служившего ей сиденьем, и впервые за всё время улыбнулась. – А ты вот, девка, из другой породы, курловская. Те всегда без шор на глазах жили. Так что слушай да запоминай, может, чего и отложится в душе. Родовая [132] ты.

Много чего рассказала интересного Григорьевна Виринее. А на седьмой день помылась в баньке, оделась во всё чистое и, улёгшись на лавке, сказала просто:

– Время пришло умирать.

Скудин-старший молча стоял возле матери. Дарья Дмитриевна, хоть и знала, что плакать нельзя, давилась слезами. Виринея кусала губы, обыденность происходившего ошеломила её. Сколько бьётся человечество над таинством смерти, сколько размышляет о неизбежном каждый из нас… И как всё, оказывается, просто…

– Степан, нож! – Григорьевна сама засунула себе под голову боевой тесак, чтобы душа легче покинула тело, едва заметно улыбнулась бледными губами. – Преставлюсь – не тяни, сжигай, – велела она сыну. – А ты, девка, иди-ка сюда! – Она властно подняла глаза на Виринею, взгляд её светился облегчением, как у человека, обхитрившего судьбу. – На, девка, возьми!

Протянула ей сухонькую морщинистую ладонь, крепко сжала пальцы… и, дёрнувшись едва заметно, вытянулась на скамье. Улыбка так и не сошла с её лица, ставшего совсем восковым.

Виринею же в руку ударил словно бы электрический разряд, она даже пошатнулась, чувствуя, как идёт кругом голова. Виринее ещё не доводилось хоронить близких людей, и она только тут осознала, насколько сильно успела привязаться к Григорьевне.

– Ой, бабуленька, – зашептала она, – на кого же ты нас покинула…

Наше государство почему-то считает, что право распоряжаться бренными останками умерших принадлежит ему и только ему. Вздумаете сами похоронить усопшего родственника – и вас обвинят в самоуправстве и чуть ли не в глумлении над телом. Да ещё найдутся «свидетели», которые начнут утверждать, что вы… зарыли живого. В корыстных целях, естественно…

Бывшая ссыльнопоселенная и это предусмотрела. Оставила сыну собственноручно подписанную бумагу, где выразила свою последнюю волю. Тамара Григорьевна пожелала для себя огненного погребения. Да не где-нибудь в казённом крематории, а около дома.

Её тело возложили на сруб утром следующего дня. Кроме близких родственников были Виринея с профессором Звягинцевым да, конечно, саам Данилов – молчаливый, однако с просветлённым лицом. Ещё одна душа освободилась от оков плоти, изготовилась вознестись в небо – домой…

– Прощай, мать. – Вздохнув, Скудин-старший зажёг берёсту. Не сразу, с потрескиванием принялись толстые сосновые брёвна, но вот прозрачный воздух наполнился дымом и смоляным духом, высоко в небо взвились огненные языки… И внезапно на их призрачном фоне Виринея вдруг увидела желтоватое сияние, которое, колеблясь и радужно переливаясь, медленно потянулось в безоблачную синь. Нездешний свет полыхнул в голове Виринеи, она качнулась и, чтобы не упасть, схватилась за стоявшую рядом Дарью Дмитриевну. Та молча поддержала её, неотрывно глядя на величаво разгорающийся костер.