Разорванный август - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 53

Объявили, что скоро состоится пресс-конференция членов ГКЧП. Было решено, что вместе с Янаевым в пресс-центре МИДа выступят Бакланов, Пуго, Стародубцев и Тизяков. Крючков и Язов не должны появляться в публичных местах, чтобы не вызвать реакции отторжения. Павлов объявил, что собирает вечером заседание Кабинета министров, и начнется работа согласно постановлениям ГКЧП.

По Москве шли колонны танков. Горожане и гости столицы смотрели на эти боевые машины со смешанным чувством страха и недоумения. Танки двигались как на параде. Уже к полудню маршалу Язову было доложено, что все воинские подразделения, получившие конкретные задания, выдвинуты на места дислокаций. Многие москвичи бросились в магазины запасаться хлебом и другими продуктами. Крючкову сообщали о всех передвижениях Ельцина и его семьи. Узнав, что семья Ельцина прячется в квартире одного из его охранников в Кунцеве, Крючков даже улыбнулся.

– Это такая глупость! Наивно полагать, что можно спрятаться от сотрудников КГБ, которые не узнают, куда именно уехала машина с его родственникам. Все делаем на уровне дилетантов, – проворчал он.

Ему передали, что один из руководителей десятого отдела просит его принять. Это был полковник Пальчиков. Десятый отдел КГБ СССР занимался архивами, и Крючков раздраженно подумал, что полковник мог бы зайти к нему и в другое время. Он хотел отказать, но, верный своей многолетней привычке, решил принять полковника. В КГБ, как и в любой другой военизированной организации, не принято являться к руководству без вызова. Но если офицер решался на подобный шаг, причина должна быть исключительной. Поэтому он разрешил дежурному офицеру пригласить к нему Пальчикова.

Вошедший полковник был среднего роста, в очках, лысоватый, где-то около сорока пяти. Одет в серый костюм и темную рубашку с темным галстуком.

– Входите, – подбодрил его Крючков, вставая. Он научился этому у Андропова. Тот не позволял себе сидеть в присутствии входивших офицеров и всегда приветствовал их рукопожатием.

Пожав руку Пальчикову, Крючков показал ему на стул, усаживаясь на свое место, и спросил:

– Что у вас за дело? Почему такая срочность? Учтите, что у вас только пять минут.

– Мы закончили работу в архивах согласно вашим указаниям, – сообщил Пальчиков.

Крючков обладал неплохой памятью, но он не помнил ни этого полковника, ни задания, которое он им давал. Это ему не понравилось.

– О какой работе вы говорите? – помрачнел он.

– Нам поручили проверить все архивы по осужденным и арестованным с тридцать пятого по пятьдесят третий год, – напомнил Пальчиков.

– Правильно, – вспомнил Крючков, – я приказал начальнику вашего отдела составить группу для проверки всех фактов.

Это было еще в конце прошлого года. Когда снова появилась целая серия статей о десятках миллионов осужденных и почти сорока миллионах погибших, было принято решение проверить архивы и выдать точную информацию. Крючков помнил, что генерал армии Гареев с возмущением рассказывал ему, что все потери советских вооруженных сил в годы войны были либо подтасованы, либо искажены. Причем не столько в годы сталинизма, сколько в годы перестройки. На Зееловских высотах погибли триста с лишним тысяч советских солдат и офицеров, и это была страшная цифра, но некоторые «исследователи» упрямо доказывали, что во время взятия Берлина на Зееловских высотах погибли больше миллиона человек, что было очевидной ложью.

Новые исследователи пытались доказать, что Советский Союз победил во Второй мировой войне, завалив телами своих солдат немецкие позиции и победив за счет большого превосходства в живой силе. Это было абсолютной неправдой, так как контрудары под Москвой, окружение шестой армии Паулюса в Сталинграде, битва на Курской дуге, освобождение Киева, Будапешта, Минска, Вены, Праги, битва за Берлин требовали умения и мастерства советских солдат и полководцев.

Военные публиковали цифры действительных потерь, но им никто не верил. Ведь цифра в двадцать миллионов оказалась недостоверной, и двадцать семь миллионов казалась более точной, хотя всем независимым исследователям было с самого начала ясно, что речь идет не столько о потерях во время боев, сколько об общем числе замученных, умерших в концлагерях, расстрелянных в гетто, умерщвленных во время погромов.

Теперь Пальчиков пришел доложить, что их группа завершила работу в архивах КГБ. Крючков еще раз подумал, что сейчас подобные исследования его мало интересуют, и решил быстро завершить разговор.

– Сделайте справку, обобщите материалы и передайте в мой секретариат, – предложил он.

– Мы так и сделали, – сообщил Пальчиков, – но дело не в этом. Мы сравнили данные и получили статистические таблицы.

– Какие данные? – все еще не понимал Крючков. – О чем вы говорите?

– Вы разрешите? – спросил Пальчиков. И когда Крючков кивнул, раскрыл папку, которую принес с собой, и стал читать:

– Мы проверили количество заключенных в колониях и лагерях. И выяснили, что в тридцать седьмом году в колониях сидело только триста семьдесят пять тысяч четыреста восемьдесят восемь человек, тогда как в лагерях было восемьсот двадцать тысяч восемьсот восемьдесят один человек. Мы берем тридцать седьмой год как точку отсчета начала сталинских репрессий. И получаем невероятную цифру. Если сравнить любые пять лет сталинского периода с пятью последними годами, то сейчас число заключенных и осужденных в лагерях и колониях почти в полтора раза превышает такое же число в сталинские времена.

Крючков удивленно замер. Взглянул на сидевшего перед ним полковника. Это было абсолютно сенсационное открытие.

– Вы говорите об осужденных за контрреволюционные преступления или это общее число всех преступников? – уточнил он.

– Конечно, общее. У меня есть отдельная таблица по людям, осужденным за контрреволюционные преступления. В тридцать седьмом году за контрреволюционные преступления в лагерях сидело только сто четыре тысячи триста двадцать четыре человека. Это абсолютно точные данные из наших архивов.

– Не может быть, – растерянно прошептал Крючков. – Вы проверяли эти цифры?

Даже он, председатель КГБ, не мог в это поверить.

– Несколько раз, – ответил Пальчиков. – Самое большое число заключенных, находившихся в лагерях за контрреволюционные преступления, было в тысяча девятьсот пятидесятом году, когда оно равнялось цифре в пятьсот семьдесят восемь тысяч девятьсот двенадцать человек. Во все остальные годы число осужденных, находившихся в лагерях за контрреволюционные преступления, было значительно меньше этой цифры. Мы сделали таблицы по всем годам. – Полковник закрыл папку и посмотрел на Крючкова.

– Вы понимаете, что может случиться, если мы опубликуем эти данные? – спросил председатель КГБ. – Нас обвинят в чем угодно. В намеренной подтасовке фактов, в искажении, в обмане. В головах людей остались цифры в миллионы осужденных и десятки миллионов, сидевших в лагерях. Ни один человек нам не поверит, что в тридцать седьмом году за контрреволюционные преступления в Советском Союзе в лагерях сидело чуть больше ста тысяч человек.