Разорванный август - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 52

Именно ему Ельцин и позвонил в это утро. Других военных подразделений у российской власти просто не было. Он спросил, как Грачев оценивает ситуацию. Генерал честно ответил, что он военный и будет исполнять приказы, присяга для него важнее всего. Ельцин согласился и сказал, что не собирается подставлять десантников, но ведь российская власть выбрана народом и является законной властью на территории России. Грачев долго молчал. Затем предложил прислать свою разведроту. Ельцин удовлетворенно положил трубку и сказал жене и дочери:

– Грачев – наш.

К этому времени в Архангельское, на дачу к Ельцину, срочно приехали Силаев, Хасбулатов, Бурбулис, Шахрай, Полторанин, Ярошенко. Все понимали критическую важность момента. Поэтому начали диктовать обращение к гражданам России. В нем прямо говорилось о незаконности отстранения президента от власти и выдвигались требования о срочном созыве съезда народных депутатов СССР. При этом подчеркивалось, что назревшие экономические, политические и социальные проблемы не могут решаться силовыми методами.

Дочери Ельцина печатали это обращение на машинке, а затем передавали в Зеленоград, откуда можно было распространять его по другим каналам. Почти сразу приехал Коржаков, который понимал, насколько опасным может быть развитие ситуации. Следом за ним приехал Собчак. Он пробыл минут пятнадцать, объяснил, что торопится в Ленинград, и, уходя, обратился к супруге Ельцина – Наине Иосифовне:

– Да поможет вам Бог!

По телевизору продолжали передавать новости Государственного комитета по чрезвычайному положению. Затем начали читать заявление председателя Верховного Совета СССР. Лукьянов неожиданно заявил, что Союзный договор подготовлен с нарушением ряда требований Верховного Совета СССР, что в нем не учтены результаты всесоюзного референдума, не прописаны механизмы единого экономического пространства, финансовой системы, деятельности союзных властей, налоговые поступления в союзный бюджет. В проекте договора не были учтены рекомендации юристов о приоритете союзных законов над республиканскими, проблемы реализации законов и преемственности в работе государственных органов. Любой человек, кто читал или слышал это заявление Лукьянова, мог изумленно спросить: почему председатель Верховного Совета СССР ждал так долго, до последнего дня, чтобы обнародовать свое заявление с таким количеством нарушений?

С правовой точки зрения заявление Лукьянова во многом было правильным. Договор превращал единое и мощное государство в рыхлую непонятную структуру с неясно очерченными правами союзного руководства. И, конечно, договор не способствовал бы созданию основ сильной экономической модели, успешной работе финансовых и банковских организаций. Но, услышав это заявление, Ельцин и окружающие его политики поняли, что Лукьянов просто сдал своего многолетнего друга и оказал ГКЧП неоценимую услугу. Подобное заявление делало легитимным утверждение членов ГКЧП о невозможности подписания подобного Союзного договора.

Ельцин решил отправиться в Белый дом. Жена умоляла его остаться дома, но он был непреклонен. На его автомобиль был установлен новый российский флаг с триколором, и машины выехали в центр Москвы. За ними следили, но их никто не задержал. Первым проехал автомобиль Ивана Силаева, который оказался в Белом доме. К этому времени вместо разведроты, так и не присланной Грачевым, приехало восемь сотрудников КГБ, переодетых десантниками. Они остались в доме, но Ельцина там уже не было.

Немного позже в небольшой микроавтобус посадили семью Ельцина – его супругу, дочерей, внуков. Было принято решение спрятать их на квартире одного из сотрудников охраны. Когда взрослые задергивали шторки на окнах машины, внук Ельцина спросил:

– Нам будут стрелять в голову?

Наина Иосифовна в очередной раз всплеснула руками.

Но машина с родственниками благополучно добралась до города. Потом, спустя некоторое время, многие спрашивали, почему Ельцину разрешили беспрепятственно добраться до Белого дома, где он начал организовывать сопротивление союзным властям? Все дело было в общей ситуации, сложившейся за шесть последних лет. Все газеты и журналы столько раз публиковали статьи о сталинских жертвах, незаконных и массовых репрессиях, о палачах из НКВД и ГПУ, что у сотрудников органов безопасности появился своеобразный «синдром вины». За все подобные события вину возлагали именно на них. И не только за исторические события прошлых лет. За события в Вильнюсе тоже возложили вину на военных и сотрудников органов КГБ. Об этом помнили многие. Но самое главное, что сам Крючков не хотел и не мог допустить, чтобы при нем произошли массовые столкновения или большие жертвы. Он был убежден, что все можно решить обычным введением чрезвычайного положения и демонстрацией танков. Поэтому до последней минуты и тянул с приказом об аресте Ельцина и российских политиков, не хотел брать на себя ответственность за подобную акцию. Было арестовано только несколько второстепенных лиц, среди которых оказались печально знаменитые следователи Гдлян и Иванов, так популистски обвинившие Лигачева в получении взяток и оставившие по себе недобрую память в Узбекистане. Ельцин приехал в Белый дом, где уже начали собираться его сторонники, и сразу начал выступать с новыми обращениями. К нему потянулись не только российские политики, здесь стали появляться поддерживающие его народные депутаты СССР, представители региональных властей. Приехал Юрий Лужков со своей супругой Батуриной, которая ждала их первого ребенка. Они сидели в коридоре, недалеко от кабинета Ельцина, сжимая руки друг другу. Оба понимали, что в случае проигрыша российской власти плохо придется всем, кто выступал против союзного руководства.

Этим руководствовались и российские политики. Каждый сознавал, как мгновенно изменится его жизнь и карьера в случае торжества ГКЧП. Это была не борьба за политические идеалы, это была борьба за обычное выживание. Уже потом, через несколько лет, линия раздела пройдет между президентом и многими из его ближайшего окружения. Их тоже объявят заговорщиками и расстреляют из танков. История все расставит по своим местам. Среди тех, кто поддерживал в августовские дни создание Комитета, были люди, в большинстве своем отстаивающие идею, тревожившиеся за судьбу государства, имеющие представление об идеалах, за которые они боролись. Среди их оппонентов тоже были порядочные люди, и многие искренне верили, что сражаются за свободу и демократию. Но были и те, кто думал прежде всего о собственных интересах и новых возможностях. Как показало дальнейшее развитие событий, таких оказалось немало.

Когда Ельцин еще находился в Архангельском, в Кремле, в кабинете Янаева, собрались члены ГКЧП. К десяти часам утра уже были переданы первые заявления, сделаны первые обращения. Но отовсюду приходили сообщения о довольно спокойном развитии событий. Страна словно еще не понимала, что именно происходит. А если и понимала, то вполне принимала и соглашалась с отстранением надоевшего всем Горбачева от власти и введением чрезвычайного положения. Люди просто устали от нарастающих экономических трудностей, разгула криминалитета, политической нестабильности. Потом об этом никто не напишет, но в некоторых местах даже откровенно радовались, что будет наконец наведен порядок.