– Да идите вы все в жопу! Отвалите от меня все. Это же вы голубые, так с чего это вы вдруг разделываете меня? Со мной-то все в порядке.
– С нами тоже все в порядке, недоделок, – сказал Барри.
– В порядке, дальше некуда, – ты трахаешь моего дребаного братца.
Барри схватил меня за плечи и затряс, заорав мне в лицо:
– ПОВЗРОСЛЕЙ уже, а? Ты когда-нибудь ВЫРАСТЕШЬ ИЛИ НЕТ?
Потом оттолкнул меня и вылетел вон.
Я упал на диван. Через некоторое время я заметил, что дрожу и все лицо у меня мокрое.
Дэн попытался меня обнять, но я не дался.
Глава сорок пятая
Мы уехали из коттеджа на следующее утро. После того как Дэн вышел в Кембридже, мы за всю дорогу до Лондона не проронили ни слова.
Два дня я сидел дома, ничего не делал и пытался убедить себя, что всего этого не было. Как ни удивительно, благодаря валиумному воздействию дневного телевидения, мне это удалось.
К середине третьего дня, правда, у меня в глазах все стало расплываться и пошли чудные сексуальные галлюцинации про Скуби-Ду
[33]
и Энн Даймонд
[34]
. Я успел выключить телик как раз вовремя, пока не наступила полная передоза. Не будь пульта, у меня бы это не получилось, и бог знает что бы случилось тогда.
Зрение вскоре вернулось, а за ним – и воспоминание о том, что по моей вине от меня отвернулись лучший друг, брат и девушка. Я пытался вспомнить хоть кого-нибудь на планете, кому бы я нравился, но в голову не приходило никаких кандидатов, кроме Скуби-Ду и Энн Даймонд. Я чуть снова не включил телик, но пульт, к счастью, завалился между диванными подушками, так что ничего у меня не вышло.
После пары батончиков «Марса» и нескольких чашек кофе я почувствовал, что вернулся к жизни, и решил позвонить Дэну в Кембридж и выяснить, нельзя ли все уладить. Я понимал, что единственный способ добиться прощения – сделать благородный жест, поэтому начал разговор с неотразимо униженного извинения, выложил всякие очевидные вещи про то, как я был потрясен и зол, и потому наговорил много такого, чего говорить не собирался.
– Я понимаю, – ответил он. – Наверное, мы просто тебе неправильно сказали. Я не думал, что ты будешь так ревновать.
Я чуть не начал спорить, но решил оставить как есть. Если он счастливее, думая, что я ревную, пусть думает и дальше. Кроме того, я никогда раньше не выказывал смирения и теперь порадовался, обнаружив, что оно, похоже, работает.
– Пожалуйста, прости меня, – сказал я.
– Ты не передо мной должен извиняться – я-то ладно. А вот Барри очень обижен.
– Почему?
– Ну... не считая Луизы, ты первый, кому он сказал.
– И тебе.
– Мне не пришлось говорить.
– Тогда как ты узнал?
– А ты как думаешь?
– Да не знаю я. Потому и спрашиваю.
– Я просто понял. Это было очевидно.
– Что, прямо сразу?
– Да.
– Ты что, хочешь сказать, что пришел на эту вечеринку, взглянул на Барри, который больше года мой лучший друг, и тут же понял, что он гей?
– Именно.
– Фигня.
– Это правда.
– Фигня.
– Честно. Это было очевидно. Думаю, мне понадобилась где-то минута, чтобы удостовериться. Но когда я с ним заговорил, тут-то все...
– Что все?
– Я понял.
– Врешь.
– Не вру, честное слово.
– Правда?
– Правда, честно.
– Поразительно. У вас, народ, секретные коды, что ли?
– Мы, народ? Есть ли у нас, народа, секретные коды? Если угодно, можешь именовать так. Это называется интуиция – концепция, гетеросексуальным мужчинам глубоко чуждая.
– Чепуха – у меня есть интуиция. Я просто предпочел применять ее к женщинам.
– Не смеши меня. Натуралы так мучаются, пытаясь понять самих себя, что понять других и не пытаются.
– Представь себе, ты ошибаешься. У меня мощнейшая интуиция.
– О, ну да. Вы с Луизой – просто телепаты.
– Может, и телепаты. Что ты об этом знаешь?
– Больше, чем ты думаешь.
– Что – опять интуиция?
– Нет, слухи. Еще надежнее.
– Что она тебе сказала? Что ты слышал?
– Слушай, ты вроде собирался прощения просить, а не выспрашивать у меня, какие унылые секретики твоего безнадежного романа мне известны. Ты, кажется, собирался спросить, расстроен ли Барри.
– Ах да.
– И – не хочешь спросить?
– Я спрашиваю, черт возьми. Въедливости этой не надо только.
– Он расстроен.
– Черт. Злится?
– Да, очень.
– Правда?
– Разумеется, правда. Какие тут шутки. Ты ухитрился в те две минуты до его ухода впихнуть все самое чудовищное, что только мог сказать.
– Правда?
– Может, хватит уже спрашивать? Я не вру.
– Извини.
– Ты его очень сильно обидел.
– Да.
– И ты должен извиниться.
– Да. Ты прав.
Я тут же позвонил Барри, но к телефону подошла Луиза, которая воспользовалась удобным случаем, чтобы поведать мне, как непростительно мое поведение, как я испорчен, и швырнула меня в трубке на рычаг.
После этого со мной не разговаривал никто, даже мать Барри, – услышав мой голос, они все бросали трубку.
Я позвонил Дэну и рассказал, что произошло, а он ответил, что мне следует подождать, пока Барри заговорит со мной сам, и тогда я перед ним извинюсь. Совет показался мне разумным.
В целом у меня была отличная неделя. Превосходная подготовка к экзаменам.
Больше всего меня нервировало то, что я больше расстраиваюсь из-за Барри, чем из-за Луизы. Я пытался заставить себя думать иначе, но ничего не вышло.
Глава сорок шестая
Первый день в школе после пасхальных каникул был кошмарен. Утром я пришел на автобусную остановку и впервые после ссоры увидел Барри. Попытался извиниться, но он не захотел разговаривать. Не захотел даже стоять рядом. Когда я приблизился, он просто развернулся и отошел.