И, усевшись рядом в позе рачительной хозяйки, налила себе
жасминового чая. Судя по фигуре, она только им одним и питалась.
Макароны были действительно, как он любил, – с маслом,
сыром, перцем, колбасой, ветчиной и непременно соевым соусом. Количество – до
отвалу.
– Слушай, а откуда ты знаешь насчет макарон? – с
набитым ртом поинтересовался Песцов. – И про соевый соус?
– Тоже мне бином Ньютона! – улыбнулась
Бьянка. – Я с кем попало не вожусь, так что справки о тебе какие-никакие,
а навела. И про службу, и про художества твои, и про амуры… Ты у нас, Богданыч,
орёл. А ещё ты кобель. Что, в общем, даже и славно. Хуже, если наоборот…
– Вы что там с генералом, сговорились моих любовниц
считать? – поперхнулся Песцов. – Лучше скажи, что в коробочке лежит.
Я же честный, я не заглядывал…
– С генералом я особо не разговариваю. То есть я
говорю, а он делает. – Бьянка взяла кусочек сыра. – А что до
коробочки… Понимаешь, есть вещи, которые мешают спать, и есть, которые мешают
жить. Так что лучше тебе просто не знать. Поскольку ты мне, Сёма, очень
симпатичен. И знаешь, почему? – Она куснула корочку белыми зубами и выдала
неожиданное пояснение, оно же закономерное: – Потому что дурак.
Песцов успел мысленно вернуться к эпизоду в подвале, но
Бьянка невозмутимо продолжала:
– В хорошем смысле, конечно. Вот, глянь. – И она
вытащила колоду карт, положила рядом с тарелкой. – Это карты таро, слышал,
наверное. А вот нулевой аркан – «Шут», он же «Безумец», – одним словом,
дурак.
Песцов увидел изображение человека с посохом, идущего по
краю обрыва. Ему сразу бросилось в глаза, что одетый в лохмотья гражданин не
вписывался в законы привычной логики. В самом деле, вот он спешит, но не хочет
бросить тяжёлую ношу, его ногу дерёт злющая собака, но он не отгоняет её
посохом, перед ним простирается пропасть с кровожадным крокодилом, но человек
даже не смотрит в сторону бездны… Напыщенная бестолочь или блаженный?.. А кто
его знает, может, он владеет левитацией, умеет управлять временем и не по зубам
никакому крокодилу. Может, ему просто нужно, чтобы его держали за дурака…
– Это он не альпинизмом занимается, –
прокомментировала Бьянка, – это он по жизни идёт. Над пропастью во ржи.
Рожь, извини, не нарисована. Ещё тут должна быть дудочка вроде флейты. И грызть
пацана должна не собака, а большой рыжий кот наподобие камышового. Только
дураку без разницы, у него от бешенства прививка. А под лохмотьями – кевларовые
штаны. И трость у него с секретом, с выдвижным клинком. Этак в полметра и
смазанная тяжёлым кадаверином. А еще у дурака периферическое зрение –
закачаешься, видит, как муха или стрекоза, на триста шестьдесят… Слушай,
Песцов, а зачем ты деньги в этот детский фонд посылаешь? Ведь всё равно
разворуют…
Глаза цвета фиалки смотрели на Семёна с познавательным
интересом. Как на диковинный фрукт, ещё ни разу не пробованный. Кислый будет
или сладкий? Одно ясно: оскомину не набьёт.
– Разворуют, – подтвердил Песцов, вздохнул и понёс
посуду в мойку. – Но и детишкам что-то останется. Слушай, а твоя девичья
фамилия, часом, не Ленорман?
– Я что, похожа на замужнюю? – рассмеялась Бьянка,
но сразу опять стала серьёзной. – А таро, чтобы ты знал, это не «любит не
любит», а информация к размышлению. Ключ, инструкция, описание, рассказ в
картинках для неразумных. Для недалёких профанов, суетящихся над сокровенным…
Впрочем, ладно, суетиться им всё равно осталось недолго… – И, словно бы
поняв, что слишком разоткровенничалась, Бьянка со вздохом сменила тему: –
Песцов, а ты чего меня тогда не бросил? Ведь облажались, напортачили,
наоставляли следов, и ещё неизвестно, чем всё закончится. Нет бы успокоил
старушку да и слинял себе тихо, не подставляясь… Может, ты в самом деле с
вольтами?
– Ага, и притом не слепой, – усмехнулся
Песцов. – Думаешь, не заметил, как ты мне в морду хотела брызнуть из своей
пшикалки, да раздумала. Вот и я тебя спрошу, почему?
Он вдруг почувствовал, что начинает западать на эту Бьянку.
Инопланетянку из Шамбалы, лезущую не в своё дело. Хозяйку таинственной
коробочки, о которой шутам, безумцам и просто дуракам лучше не знать. И которая
так божественно готовит его любимые макароны…
– Для начала за это надо выпить. – Бьянка убрала
колоду и вытащила из пенала позвякивающий пакет. – Ты там что-то говорил
насчёт мартини… Ловлю на слове!
Чокнулись, провозгласили брудершафт, вроде бы в шутку
поцеловались и… Дальнейшее Песцов так потом в памяти толком и не восстановил.
Это был, как говорят французы, консьон, любовный удар, смерч, ураган, торжество
неистовой страсти. Причём для обоих. Что Песцов, что Бьянка потеряли голову, а
заодно и чувство времени, реальности и меры. Это было не просто здорово, это
было неописуемо, неповторимо, невыражаемо словами и неподвластно перу. Какие
могут быть слова для описания счастья?
– Ух, – потянулась Бьянка, когда везувий страсти
начал кое-как входить в берега, а за окном погасли питерские фонари – наступало
уже новое утро.
Наступало конкретно в любви и, хотелось бы думать, в
гармонии.
Песцов проводил Бьянку взглядом. «Завтрак готовить пошла…»
Он ещё немного повалялся, чувствуя, что любит весь мир, посмотрел на улицу, на
воробьёв и отправился в кухню:
– Привет.
И сразу понял, что по крайней мере насчёт завтрака крупно
ошибся. Бьянка сосредоточенно горбилась перед зеркалом, натягивая латексную
маску. Фальшивую личину в стиле «это Фантомас».
– Ладно, не буду мешать, – пообещал Песцов и,
мрачнея, потопал под душ.
Когда он вернулся, Бьянка уже завершила преображение.
Широкие скулы, курносый нос, морщины, двойной подбородок. Невзрачная, увядающая
гражданка лет сорока.
– Ну вот и всё, – сказала она.
«Понимай как хочешь», – подумал Песцов.
Вслух он спросил:
– Мы как, ещё увидимся?
– Едва ли, – растянула маску Бьянка. – Ты
просто мой каприз. Привал. Тайм-аут. Возможность почувствовать себя слабой.
Надеюсь, больше этого не повторится. Мы с тобой, извини, в слишком разных
весовых категориях. Не обижайся, ты даже не представляешь, Сёма, насколько.
И ушла. И даже не поцеловала его напоследок. Резко
повернулась – и щёлкнула дверь.
«Да и кто с такой-то рожей будет её целовать…»
Вот тебе и любовь, вот тебе и гармония. Песцов горестно
вздохнул и шагнул к холодильнику.
«Кобель позорный, вот уж правда святая. Всё зло от баб.
Лямур, тужур – вот оно было и нет, а проблемы остались…»
Он уже собрал вещички и заканчивал убирать следы, когда
проснулся мобильник. Причём не простой, а резервный, очень редко используемый.
Этот номер знали немногие.
– Черт, – нахмурился Песцов, пошёл на звук,
почему-то заранее ожидая беды. Поднял телефон, словно дохлую гадюку: – Алё?