Хромой кузнец - читать онлайн книгу. Автор: Мария Семенова cтр.№ 57

И вот как-то Даждьбог и Перун уселись на ласковые колени Земли и придумали меряться: кто скорее докинет рыжего братца до того трухлявого влажного пня, Солнце своим палящим лучом или Гроза рдеющей молнией. Позвали Огонь, а он и не откликается. Наконец сыскали мальца. Взял он, оказывается, звонкую радугу – тугой лук брата Перуна, – обвил льняной тетивой деревяшку, вложил острым концом в пустой сучок на другой – и знай себе крутит. И уже кудрявый дымок завивается там, где дерево касается дерева.

– Горячо, – потрогал и удивился Даждьбог.

– Дай-ка мне, – сказал Перун.

В его сильных руках дело быстро пошло. И вот уж Огонь глянул на братьев из щели между поленцами, едва не сжёг тетиву. И тут капля пота упала со лба Перуна прямо на деревяшки, и показалось, будто они сонно шевельнулись в руках…

– Самое первое пламя, – сказал задумчиво Даждьбог, – возгорелось между нашими Матерью и Отцом, когда они полюбили друг друга. Из того пламени мы все родились, оно сияет и в Солнце.

– Из него же все мои молнии, недаром в них жизнь, – ответил Перун.

И тут уж они не стали тягаться, кому первая честь: разом вскинули ясный щит и золотую секиру, в два голоса вымолвили заклятие, и двойное сияние на миг ослепило даже их, Богов. А потом увидели братья, как разогнулись два корявых сучка, становясь двумя стройными нагими телами, зашевелились, раскинули руки, впервые вздохнули, потягиваясь и просыпаясь, медленно раскрыли глаза…

– Мужчина и Женщина, – сказал тихо Огонь. – Какие красивые!

– И как похожи на нас, – добавил Даждьбог. – Это не звери, не птицы, не рыбы… назовём их Людьми.

А Перун притянул к себе меньшого братца, широкой ладонью пригладил огненные вихры:

– Пора и тебе приниматься за дело. Даждьбог – всему миру светлое око. Я лью дожди и затепливаю жизни. А ты стань самым главным для этих двоих. Будь им Огнём Любви, Святым Огнём Очага. Гори между ними, пока стоит этот мир.

На том порешили, и рыжекудрый остался с Мужчиной и Женщиной, изумлённо глядевшими друг на друга… А Перун и Даждьбог снова поспешили на Небо, к своим застоявшимся скакунам: не дело замирать Солнцу, негоже клокотать на одном месте могучей грозе. Но говорят, Перун потом пробовал, не получится ли с чем-нибудь ещё, как с деревяшками. И один раз повезло: попался в руки кусочек кости Земли, желвак бурого кремня. Мигом треснул крепкий камень в пальцах Бога Грозы, вылетела искра, явился быстрый Огонь. От тех половинок кремнёвого желвака тоже повелся род Людей, и они даже числят себя старше древесных, ведь камни старше деревьев. Два племени частью смешались, слились, как дерево и валун, прижавшиеся друг к другу. Но в иных слишком прочно засело родство с камнями и скалами, и так появились первые Великаны. Вот почему иногда бают, будто в прежние времена Люди были куда больше и сильнее теперешних, а о рослом да крепком поныне скажут: ишь вымахал великан!

А те, чьё племя пошло от дерева, до сих пор возводят себя кто к сосне, кто к дубу, кто к белой берёзе. Бывает, слабых детей несут в лес, расщепляют крепкий ствол и трижды проносят ребёнка в рану насквозь:

– Забери, деревце, немочь, поделись статью и силой!

Потом стягивают расщеп, и выздоровевший всю жизнь заботится об избавителе, советуется с ним, ухаживает, поливает. А старцы на склоне дней, случается, просят светлых Богов превратить их в деревья, и те не отказывают, коль заслужил человек. Оттого слывут иные деревья праведными: подле них оставляют Людей недуги, возвращается душевный покой.

И вот ещё какое диво посчастливилось увидеть юному миру. Земля и Небо так сильно любили друг друга, что их любовь ожила как отдельное существо – и тоже, подобно им самим некогда, тотчас распалось надвое, на Любовь Женскую и Мужскую, ибо одной недостаточно – любящих всегда двое.

Бог Род, Мужская Любовь, стал даровать приплод и потомство всем дышащим тварям, и Люди скоро выучились его почитать: стали делать изображения и вкладывать в свадебные заздравные чаши, на счастье и многочадие новой семье. Это Род, говорили, выращивает деревья, это он грудами мечет с небес кремнёвые камешки, из которых родятся упорные и сильные Люди. Это он – Свет Небесный, без которого Солнце плыло бы одиноко, как звезда в черноте. И сколько всего нареклось его именем – не перечесть: урожай, народ, родина, роды…

Богиня Лада стала Женской Любовью. По ней прозвались мудрые жёны, умеющие сладить семью, завести в доме лад. Великой Богине была по душе верная супружеская любовь, и мужья с жёнами величали друг друга почти её именем:

– Лада! Ладо моё!..

Помолвку тогда называли – ладами, свадебный сговор – ладинами, девичье гадание о женихе – ладуваньем. И, говорят, Люди слыхом не слыхивали, чтобы кто-то брал в жёны немилую либо насильничал, тащил девку замуж за постылого, за нелюбого, за неровню…

Великая Лада – Дедис-Лада, Дид-Лада, как звал её один народ, возникший из кремня, – нипочём не простила бы подобного святотатства…

Она объезжала засеянные поля в зелёной одежде, благословляя будущий урожай, и шёрстка её коня отливала спелым золотом, как налитой колос. А мужчины и женщины, держась за руки, шли вслед за нею в поля, где можно обняться вдали от чужих глаз. Люди ведали: их любовь даёт добрую силу хлебному полю. А поле отдаривало Людей голубыми цветами и обещало вернуть посеянное сторицей. Говорят, будто жито росло тогда стоколосым – по сотне тугих, тяжёлых колосьев на каждом стебле!

Ладу ещё называли Рожаницей, в честь родящего поля и молодых матерей, которых она незримо обвивала своим поясом, помогая разрешиться от бремени. Собственных сыновей у Лады было двенадцать – по числу месяцев года, по числу великих созвездий, что предрекают судьбу-нарок всему сущему на Земле. Недаром спрашивают доныне:

– Под какой звездой был зачат? А под какой родился?

Звёзды, братья-Месяцы и сама Рожаница Лада дают каждому человеку Долю – или Встречу, как её ещё называют, – маленькое Божество, которое следует за хозяином до могилы, трудится и хлопочет, помогает ему. Доли у всех разные, смотря по тому, какая звезда верховодила на небосклоне. И до сих пор случается – один человек всю жизнь палец о палец не стукнет, гуляет себе, на бел свет зевает, и всё равно: что Людям тын да помеха, ему смех да потеха, вечно у него по два сома в одной верше, по два гриба в ложке. А иной до рассвета уже в трудах и поту, на вешней пахоте шапка с головы свалится – не оторвётся поднять, а всё – корка на корке, ни пышки, ни мякиша. Это оттого, что у одного Доля умница да работница, у другого – лежебока-лентяйка. В сердцах ругнётся бессчастный:

– Знать, сиротской ночью я появился на свет!

Что тут добавить? Нельзя наново родиться, переменить ту льняную нить, пряденую нитку Судьбы, которой повили когда-то пуповину младенца, накрепко привязав его к Доле…