– Олав Вшивая Борода! – прохрипел Рунольв,
перехватывая копьё. – Ты умрёшь той же смертью, что и твой щенок,
родившийся в мусорной куче!
Олав ответил:
– Думается, мой сын умер достойно. А вот о тебе навряд
ли кто это скажет, Рунольв Убийца Гостей…
Рунольв прыгнул вперёд, занося копьё для удара. Видевшие
рассказывали, будто у него светились глаза и пена шла изо рта. Так или нет, а
только старый Олав мог ещё поучить боевому искусству кое-кого моложе себя.
Копьё Гадюка лязгнуло о его меч. Олав отбил первый удар. Потом второй и третий.
А потом постепенно, шаг за шагом, погнал Рунольва назад…
Эрлинг Виглафссон дрался на носу пёстрого корабля. Несколько
раз он встречал соперников сильнее и искуснее себя. Но удержать его они не
могли. Потому что Эрлинг всё время видел перед собой высоко поднятый форштевень
и задубелые от соли моржовые ремни, продетые в кованое кольцо…
Только раз он едва не погиб. Там, возле борта, умирал на
пригвоздившем его копьё один из Рунольвовых людей. Но тускнеющие зрачки поймали
младшего Виглафссона, и дотлевавшее сознание встрепенулось. Последняя ярость
выпрямила пробитое тело, рука приподнялась и пустила судорожно стиснутый
дротик… Эрлинг не увидел броска. Но его увидел Бьёрн, и Бьёрн оказался начеку.
Перехватил свистевшее жало и замахнулся, чтобы метнуть обратно… Но добивать
было уже некого. Тело возле борта безжизненно моталось в такт качке. Душа же
торопилась в Вальхаллу, опытный Бьёрн понял это сразу. Славная смерть! О ней
расскажут у очага, когда настанет пора вспоминать этот бой.
Потом Эрлинг вскочил на бортовые доски и, как некогда Эйнар,
бесстрашно повис на снастях. Волны тяжело били в грудь кораблю, обдавая и
Халльгрима, и его.
– Брат! – крикнул Эрлинг. – Халльгрим, брат,
это я!
Халльгрим не отозвался – только ветер гудел в натянутых
снастях. Море раскачивало и швыряло корабли, зелёными потоками врывалось на
палубы, смывало кровь… В обоих трюмах, не поднимая голов и не обращая внимания
на битву, трудились люди с ведёрками в руках. Их никто не трогал…
Эрлинг вцепился в ремни, вытянулся изо всех сил – и всё-таки
достал брата рукой, просунул пальцы под куртку, разорванную на груди. Новая
волна накрыла обоих. Ноги Эрлинга сбросило с борта, и он повис рядом с
Халльгримом, обнимая его одной рукой.
Вот тогда-то померещились ему под разодранной курткой чуть
заметные, медленные толчки…
– Он жив! – крикнул Эрлинг Бьёрну Олавссону,
схватившему его за пояс. – Он жив!
Это услышала вся палуба. Возле Эрлинга и Бьёрна, хромая,
появился Рагнар. В руке у Рагнара был нож. Молодой раб высунулся за борт и
посмотрел вниз.
– Подержи-ка меня за ноги, Олавссон, – сказал он
Бьёрну. – Я разрежу сапоги, они приколочены.
Болтавшаяся рукоять правила упёрлась Рунольву между лопаток…
Знакомая рукоять, до тёмного блеска отполированная за годы
его, Рунольва, ладонью! Не будет больше ничего: ни побед, ни сражений, ни
счастливого лица дочери… Ничего и никогда! Олав Можжевельник загнал его на
самую корму. К сиденью рулевого. Туда, где он, Рунольв, провёл большую половину
своей жизни. И лучшую половину…
Олав смотрел на него спокойно и хмуро. Рунольв заслуживал
срама. И должен был сполна его получить.
Но тут Рунольв разглядел на другом конце корабля такое,
отчего его глаза выступили из орбит. Из груди вырвался рёв… Там, на носу, трое
людей втаскивали через борт огромное негнущееся тело!
Бешеный натиск Рунольва заставил Олава сделать несколько
шагов назад… И тогда Рунольв могучим размахом послал Гадюку в полёт. Над
головами, над палубой – через весь корабль! Пускай это будет последнее, что он
успеет сделать на свете, – но жизнь Халльгрима Виглафссона он заберёт.
Последний удар Рунольва Раудссона – странно было бы ждать,
чтобы этот удар не попал в цель…
Но вскинулся на пути иссечённый щит Бьёрна Олавссона. И
принял летящую смерть на себя. Не будь щита, Бьёрн остановил бы копьё
собственной грудью. Гулкий удар швырнул его на колени. Гадюка пробила крепкое
дерево и руку Бьёрна пониже плеча… Глубоко вошла в палубу и остановилась,
тяжело трепеща.
Это была последняя неудача. Рунольв Раудссон по прозвищу
Скальд вскочил на высокое кормовое сиденье и одним взглядом окинул свой
корабль… Уже не свой, уже принадлежавший врагу! Не более пяти человек устало
отбивались от нападавших, прижатые, как и их вождь, к борту лодьи. Солнце
клонилось к закату, тучи на западе пылали неверным лиловым огнём. Пена на
гребнях волн казалась кровавой.
Он расхохотался… И крикнул так, что сражавшиеся вздрогнули:
– За мной, все люди Рунольва!
И когда его воины подняли головы – взмахнул руками и ринулся
в море. Ледяная вода заглушила его смех.
Ни один из пятерых не пожелал отстать от вождя. Но ни одному
не дали этого сделать. Троих зарубили здесь же, у борта, и мёртвыми бросили в
воду. Двоих скрутили и оставили на палубе, биться головами о скамьи.
А на том месте, где скрылся Рунольв, ещё не разошлись круги,
когда кто-то стремительно пробежал на корму, перескакивая через скамьи и тела.
С маху всадил в бортовую доску почерневший топор – и сильным прыжком кинулся в
темноту.
Это был Этельстан. Никто не успел его остановить…
– Вот верный раб, – вытирая меч, проворчал кто-то
из победителей. – Смотрите-ка, хоть и ругался, а последовал за хозяином.
Он ошибался. Нырнув, Этельстан открыл под водой глаза.
Поверхность над ним переливалась всеми цветами от зелёного до густо-багрового.
И слышался далёкий размеренный гул… Холод обжигал тело, внизу лежала
непроглядная тьма. Этельстан шёл вниз, зная, что второго раза не будет.
Потом он увидел… Расплывчатая, двоящаяся тень уходила от
него вниз, во мрак глубины. Этельстан устремился в погоню… Вскоре заложило уши,
он отчётливо понял, что воздуха в лёгких не хватит для дороги назад…
Богородице, дево, не оставь душу, обугленную грехами, одноглазый Бог прадедов,
помоги! Молитву услышали. Пальцы вытянулись, как когти, вцепились в струившуюся
гриву волос… Всё. И не страшна больше ни смерть, ни солёная вода во рту.
Этельстан повернул обратно, к поверхности… Медленно, слишком
медленно, чтобы спастись! Рунольв, успевший наглотаться воды, не сопротивлялся.
Но его тело даже под водой сохраняло непосильную тяжесть.
Потом сознание помутилось…
Четверо, взятые живыми, сидели вдоль борта. Одного из них не
стали даже вязать: он раскачивался взад и вперёд, обхватив ладонями голову.
Этот долго не проживёт… Ещё у одного была перебита рука; двое других выглядели
получше.
Эрлинг подошёл к ним и указал на одного из этих двоих:
– Развяжите его…
Хирдманны повиновались. Парень выпрямился и сложил на груди
сильные руки. Он глядел на невысокого Эрлинга сверху вниз. Все они здесь знали
друг друга: это был Эйнар.