В туалете её рвало минут десять.
Умывшись, она целый час тупо смотрела в стол. Даже не курила. Думая лишь об одном: как бы собраться с силами, пройти сквозь проклятый подъезд, дотащиться до супермаркета и купить бутылку водки. Выпить её всю. И отрубить хоть ненадолго это паскудное сознание.
Раздался телефонный звонок.
«Если это будет не он – его больше не будет!»
– …Да?
– Сашка, я разбудил тебя?
– Нет!!! – она завопила радостнее и громче, чем подобает девушке, ещё час назад навсегда возненавидевшей ожидаемого абонента. – Митя! Почему ты так долго?
– Я боялся тебя разбудить. Я жду тебя около второго подъезда. Выходи.
Воскресный день был прекрасен. За ним последовала не менее прекрасная ночь. Мужская и женская…
[– Почему ты не пригласил меня к себе вчера?
– Потому что я идиот. И потому что я боялся, что у тебя есть с кем проводить ночь.
– Я всегда уходила с юношеских дискотек в гордом одиночестве, представляешь?
– Ты? Не верю, чтобы такая красавица могла быть одна.
– Вот именно! Никто не верит – и не верил, что такая красавица может быть одна.
– Ну, и ещё я подумал, что у меня тут – какая-то монашеская келья, вовсе не для приёма прекрасной дамы. Чем я смогу её удивить? Тем, что у меня голые стены, сплю я на полу, а из мебели у меня – экран на стене и одна полка для книг, и та в туалете? Говорю же: «идиот».
– Ага. Новая философия дизайна: стиль «аскет-сибарит».
– Прекрати хихикать, Сашка. Я, конечно, не аскет, но и до сибарита мне далеко… Саша…
– Что?
– Не хочешь ли ты…
– Хочу!]
…после которой наступил неизбежный понедельник.
«Что за мерзкая манера перебивать? Ну, не менее мерзкая, чем говорить «Саша…», смотреть в глаза и молчать. Что ты хочешь спросить? «Есть ли у тебя кто-то?», «Дать ли тебе денег?», «Выходи за меня замуж!». Что?.. Можно же сказать уже хоть что-нибудь. Потому что я не знаю, что ты хочешь мне сказать. Но я точно знаю, что ты боишься меня обидеть… Хотя никто и никогда не был так нежен, так умел, так осторожен, так долог и так… неразговорчив на действительно интересующие его темы. Я, Югов, умею всего лишь отбивать подачи…»
– Я отвезу тебя на работу.
– Отвези меня, пожалуйста, на Белорусский вокзал. Не пойду «в присутствие». У меня сегодня более важные дела.
– Хорошо, Сашенька.
«Или спроси. Или не будь так мрачен. Не то я подумаю, что ты действительно идиот! Но, с другой стороны, медведь пристроен. И Митя вовсе не смеялся. Да и пёс его очарователен. Жаль только, пришлось запереть его на кухне. На некоторое время. Времена… Зато с ними обоими очень весело гулять. И никто никого ни о чём не спрашивает. Собаки – потому что им и так всё понятно. По запаху… Ирка бы оценила. А мужчинам и женщинам ничего не ясно. Но этот хоть лишает меня необходимости врать. Своим тактичным молчанием. Слишком тактичным. Или тактическим?»
Дмитрий Югов не был ни идиотом, ни бабником в обычном смысле этого слова. Дмитрий Югов был крепким мужчиной тридцати пяти лет, привыкшим полагаться на себя и только на себя. Так же он привык полагать на себя ситуации и проблемы попавших в поле его жизни – пришли ли они туда навсегда сеять разумное, доброе, вечное или случайным мусорным ветром занесло, как фантик из окошка проносящейся мимо машины. И ещё – Дмитрий Югов относился к редчайшей породе мужчин, способных отличать друг от друга: влюблённость, увлечённость, страсть, сексуальное влечение, патологическую зависимость, навязчивую идею. В самый первый момент. В его жизни всего этого было уже достаточно. А в Сашке Ларионовой всё это стало тем, что и нужно мужчине, для того чтобы было снова начало быть. Любовью.
Он просто не хотел совершить ни одной ошибки.
Разум управляет чувствами. Чувства – обманывают разум. Так они и борются друг с другом за власть, забыв о том, что правление без служения – бессмыслица. Круг замыкается: дети проигрывают жизнь в подкидного «дурака» со ставкой в один щелчок по лбу.
Митя родился на два года раньше Сашки в том же городе, в такой же обычной, как и у неё, семье. Необычные семьи тогда были редкостью в среде «прослойки». Его мать и отец родились в Белокаменной, ходили в одну школу и до сих пор – тьфу-тьфу-тьфу – живы и здоровы. А так-то – всё тот же такт, милосердие, жертва… Погоня за мечтой сменяется погоней за удачей. Погоня за удачей – дисквалифицируется в карьерный рост. Карьера – упирается корнями в неглубокий горшочек добычи материальных благ. А материальные блага – рано или поздно примиряют с любой действительностью. Да к тому времени уже и возраст… А пока… Они переезжали с одних квадратных метров на другие, меняли плохую мебель на лучшую, вовремя оплачивали коммунальные счета, покупали сыну пистолеты, книги и пластилин. Ездили в Крым и устраивали дружеские кухонные вечеринки. В общем, ничем не отличались от миллионов других таких же семей. Вот только парнишка вышел слишком уж… «с характером».
Митя хорошо учился в школе. Пугающе хорошо – не путать с «отлично». Мог бы стать гордостью среднего общеобразовательного заведения, если бы… не фон совершенно вопиющего свободомыслия и отвратительной склонности всё называть своими именами: глупость – глупостью, подлость – подлостью, хамство – хамством. Фрондёр. Хотя, когда того требовали обстоятельства, Митя Югов мог стать непревзойдённым ритором и софистом. Его мало кто мог «переболтать». Как-то раз он в одиночку держал оборону перед большим педсоветом по обвинению в… Неважно в чём. Важно, что вышел не просто оправданным – настоящим победителем. Кого-то наказали. Кого-то – заставили извиниться перед девятиклассником. А в десятом – на выпускном экзамене по литературе – Митя получил тему сочинения: «Героика в произведениях советских поэтов». Пока Югов вспоминал школьную программу, ему в голову пришла забавная мысль. Он быстренько написал на «опечатанных» районо тетрадных листах коротенькую поэму «про войну» и всё последующее разлинованное пространство заполнил убористым почерком: критическим разбором своего собственного опуса. Митю вызвали в кабинет к директору. На сей раз – на рандеву без свидетелей.
– Югов, что ты натворил?! – директор шлёпнул на стол сочинение.
– Написал экзаменационное сочинение на тему: «Героика в произведениях советских поэтов»! – не моргнув глазом, отчеканил Митя.
– Да ты знаешь, что тебе за это будет? – схватился за сердце хозяин средней школы, представив, что и ему «за это», пожалуй, достанется. В те далёкие времена с тем, «что написано пером», одним топором было не обойтись.
– По-видимому, оценка. Точнее две. За грамотность. И за содержание. Уже проверили? К грамотности претензии есть? К содержанию?