Мало ли что говорят... - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Соломатина cтр.№ 36

По юности Соня совершала ошибки – торопилась ушивать, давала собственные деньги анестезиологам… Но позже более порядочные представители этой действительно героической профессии научили её. Объяснили: женщину живой и невредимой со стола должен «снять» именно врач-анестезиолог. В институте этому не учат. Так что в последующие годы Сониной практики если и попадался не совсем порядочный «наркотизатор» – после его «заездов не по теме» она делала вид, что отходит от «первой зоны стерильности» операционного стола со словами: «ОК, Серёга (Шура, Лёнчик). Переводи! Ща я размоюсь, выйду на крылечко покурю, потом снова помоюсь, вернусь и дооперирую. А ты тут пока, будь добр, разберись с материально-техническим обеспечением своей части работы. Ах да! Забыла сказать. Пациентка бесплатная». После чего у Серёги (Шурика, Лёнчика) или даже Владимира Николаевича, ввиду нехватки хватки «принять на себя», всегда находились в ургентном чемодане и запас наркотиков, и обезболивающие, и миорелаксанты (+1 за уместное, необходимое и достаточное манипулирование). Ужасно? Увы, это правда. Ужасно и таковое поведение хирургов и анестезиологов. Ужасно и то, что в том самом чемодане у тех самых ужасных анестезиологов действительно частенько шаром покати или последнее – на самый крайний случай. А работа такая, что каждый случай вполне может оказаться тем самым. Крайним.

Так что поначалу Соню просто бесила американская размеренность и неторопливость «в условиях стерильной операционной» – ещё один устойчивый отечественно-медицинский перл. А какая ещё может быть операционная? Чай, не во времена севастопольской войны имени Николая Ивановича Пирогова живём. И «антонов огонь» [32] отпылал вроде?..

У американцев скальпели были острые, сколько хочешь кетгута и прочих, более современных шовных материалов, а проблем с бельём для накрытия операционного стола – не было. Не слыша привычных воплей: «Маня, мать твою перемать так-растак, гони в ЦСО [33] ! Кровотечение привезли, а нам обложиться нечем! И, вашу маму, биксы с инструментами не успели туда оттарабанить? Отлично! Срочно – помыть и в сухожаровый шкаф! Накрываемся через пятнадцать минут!» – Соня даже ностальгировать начала. Ей стало не хватать той безумной нервозности и истерического «отката», который возникает в слаженной операционной бригаде после тяжёлого дежурства. Где все едины – хирург, ассистент и операционная сестра, анестезиолог и анестезистка. Акушерки и санитарки. Понимают друг друга без слов и действуют без промедлений. Где междометия «бля» и «ёб твою мать» иногда помогают больше, нежели полугодовой курс лекций по программе: «Управление людьми в экстремальных ситуациях». И вот, когда справились, долетели «на одном крыле», сдали литр крови за смену, потому что на «долбаной» станции переливания крови четвёртой резус-отрицательной с войны не было, а тут она – пожалуйста, прямо в вашем персональном кровеносном русле, – вот тогда и наступает этот пресловутый «отходняк» победителей. «Смогли! Справились! Стахановцы-спецназовцы!» – хохот, рюмка, сигарета – и писание до утра историй родов, операционных протоколов, списания наркотических анальгетиков и прочей безумно выматывающей рутины. Которой в американской клинике занимается, большей частью, как раз средний медицинский персонал, а врачи – лишь в редких, заслуживающих особого внимания случаях. Да и тогда не от руки «от сих до сих» до туннельного синдрома пишут, а заполняют бланки-шаблоны.

(Кстати, +1 за донорство. И, пожалуй, ещё +1 – немало Сонечка её сдала.)

«Да! Работать надо так, как они. Никто и не спорит. Я хочу работать так, как они – цивилизованно, не торопясь и не опаздывая. «Двигаться, уметь просто двигаться, не останавливаясь, важнее, чем спешить». Откуда это? Кажется, Роберт Желязны. Да! В Отечестве «не спешить» – тоже фантастика. И даже фэнтези… Я нахрен уволюсь окончательно и бесповоротно по приезде домой, потому что надоело! Надоело ходить по краю, спасая чью-то жизнь, рискуя своим здоровьем, делая внутреннее обследование полости матки ВИЧ-позитивной пациентки в ненадлежащих перчатках. Надоело оперировать тупыми скальпелями во влажных – только что из ЦСО – халатах. Надоело не высыпаться и вскакивать ночью от звонка телефона, как от звука ангелов господних, трубящих к апокалипсису. Надоело слышать в три часа ночи: «Софья Николаевна, у вас нет плазмы третьей группы?!» А как же! Конечно! В холодильнике примостилась между засохшим салатом и пустой бутылкой водки (кстати, зачем она там стоит?)!!!»

(-1 за патетику на грани истерики.)

И всё же – чего-то Соне не хватало в Америке…

А никто и не говорил, что русская не будет противоречить сама себе. Это у них там «надрыв» – патология. А для наших – это норма, засевшая где-то на генном уровне.

Иногда становилось просто смешно оттого, до чего же всё-таки американцы любят распускать сентиментальные нюни.

Стояла как-то Соня за спиной у заокеанских коллег – наблюдала. Только прибыла в госпиталь – естественно, не доверяют. Ей же – так божья благодать. Даже моложе себя почувствовала, воспоминания нахлынули – первый год интернатуры, надежды на великое хирургическое будущее, «жажда крови» (в хорошем, конечно, смысле). «Иван Иваныч, возьмите третьим ассистентом, дайте хоть крючок Фарабефа подержать!» – и всё такое…

Куда ушло? Как и не было никогда. А ведь правда – не было. Если вспомнить, Соня всегда думала: «Медицина – не моё». Это мамочка её четыре раза в медицинский институт поступала – «не шмогла». А Соня на журфак с первой попытки пролетела – и бах! – уже в аудитории медина сидит в белом халате и в идиотском накрахмаленном колпаке. Вот такие «пироговские» пироги. Или семечки?.. За малодушие надо платить. И сполна. «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи»…

(+1 за отданные вовремя долги.)

Стоит, значит, Соня в «условиях стерильной операционной» главного госпиталя штата Массачусетс и балдеет. В смысле – лицезреет действо. Пациентка под спинномозговой анестезией (сильно увлекались американские лекари в то время спинномозговой и эпидуральной – тогдашний министр здравоохранения США по специальности анестезиологом был). В подобного рода обезболивающей методе ничего плохого нет – при кесаревом сечении. А вот при родах per vias naturalis [34] – есть. И даже очень – женщина потуги родовые должна контролировать, а «укол в позвоночник» (на самом деле в спинномозговой канал или около – в зависимости от способа) напрочь лишает роженицу такой возможности. Схватка – она что? Схватка – это непроизвольное сокращение гладкой мускулатуры матки. То есть, милые женщины, когда вас тошнит, мутит и у вас невыносимо «хватает» живот – это она, схватка. И тут уж ничего не поделаешь. Кто меряет галопом помещение родильного блока, как скаковая лошадь, кто – в кроватке мается. А потуга – это непроизвольное сокращение матки, которое вы можете и просто обязаны, во имя рождаемого вами ребёнка, контролировать с помощью произвольных сокращений мышц брюшного пресса (да, девочки, пресс – он не только для красоты и чтобы топики носить, демонстрируя миру подтянутый живот. Брюшной пресс – это ещё и очень нужный вам в родах инструмент). Спрашиваете, как отличить одно (схватку) от другого (потуги)?.. Если и то и другое – непроизвольные сокращения матки. Вот как прихватит желание отправиться в туалет по «большой нужде» – схватки закончились, начались потуги. Ваше дело – непременно известить об этом акушерку или врача и минут на сорок – сорок пять (у кого и меньше получаса) сосредоточиться (под руководством медицинского персонала) и не думать о том, что вам, любимой, плохо и больно и что – фи, какой позор обделаться при этом красивом, с небесно-голубыми глазами, парне в форменной салатовой пижаме, и прочий бред. Ваше дело – слушать и выполнять.