Девять месяцев, или "Комедия женских положений" - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Соломатина cтр.№ 41

– Знаешь, я, наверное, так не смогу. Поначалу... Да и клиентуры у меня не так чтобы много.

– Раньше моя клиентура была клиентурой Петра Валентиновича. Отныне моя клиентура – твоя клиентура. И говорить тебе им ничего не надо. Я сама. Вот так вот, Софья Константиновна. Идите, обживайте кабинет, трудитесь, в общем. Санэпидстанция придёт, я вас позову познакомиться-поздороваться. И это, Сонь... Скажи ты шавке этой носатой, чтобы прекратила драть с девок по мелочишке на справки, бумагу и ручки, у меня на неё давно зуб. За фигню, за жадность свою мелочную всех под монастырь подведёт. Жалобы уже были. Я уже даже начмеду настучала, каюсь. Он обозлился, побушевал – еле успокоила. Сказала – внутри решим. Вы с ней дружите – вот ты и реши. Хотя дружба ваша эта... Нет, про тебя дурного слова не скажу, слава богу, десять лет наблюдаю, а Светочка твоя – гнилая. Гнилая насквозь. И даже не в жадности дело, деньги все любят. Даже Пригожему когда дают – не отказывается, хотя его впору к рангу святых причислять за бескорыстие, безотказность и чрезмерную доброту и порядочность.

– Ох, Любовь Петровна...

– Да знаю, знаю. Что я, не вижу, что она тебе самой поперёк одного места, да только ты отвязаться хочешь красиво. Поверь простой акушерке – с такими красиво не получается. Лучше раз и навсегда горшки побить – и привет. В общем, надави на неё за мелочность и гнидность на правах заведующей, а остальное – дело ваше. Я лезть не собираюсь.

Софья Константиновна вышла из кабинета старшей акушерки и направилась прямиком на второй этаж.

На втором этаже ординаторской как таковой не существовало. Когда-то она была, но в связи с растущими потребностями населения, посещающего дорогие салоны красоты и spa-курорты, в комфорте помещение для врачей было переоборудовано в отдельную палату люкс. Два стола были переставлены в коридорный «аппендикс», где ранее располагался диванчик для беременных, желающих побалакать под мерный гомон телевизора. Давно ненужный, но не списанный телевизор служил нынче тумбочкой, диванчик переместили в тот самый люкс, дабы муж-отец-любовник могли прикорнуть рядом с женой-матерью-любимой. А докторишки, чай, не баре – и так посидят, в уголочке на стульчике. Одно неудобство – зайдёт какая пациентка покалякать о делах своих с лечащим врачом – изволь говорить шёпотом, потому что женщины – публика любопытная. А беременные женщины любопытны вдвойне. Не то гормон по голове бьёт, не то вынужденное безделье во время госпитализации – по психике, но как только одной из госпитализированных с доктором поговорить – все прочие резко начинают хотеть в туалет, позвонить и «а что такое, я просто так...» постоять невдалеке. И ещё истории родов на столе невозможно оставить. Иванова не только в свою заглянет и что-то «ужасное» вроде «тенденция к преждевременному старению плаценты» там вычитает – и ну давай выть, но ещё и про Петрову и Сидорову не забудет. «У тебя хламидиоз?! Сочувствую... У второй жены моего первого мужа тоже хламидиоз. Уж такой он кобель, ни одной юбки не пропустит!» Так что истории родов врачи второго этажа запирали в ящички, как следователи уголовного розыска дела, даже отходя помочиться. У Светланы Степановны с этим проблем не было, а вот рассеянная растяпа Алла Владимировна...

Из-за неё на родильном доме повис иск за моральный ущерб. Ну, не только из-за неё, конечно же, а ещё из-за того дурака-интерна-неонатолога, что на детской истории, вложенной в историю родов, написал: «Сифилис под вопросом» на основании единственной положительной реакции Вассермана. Мало того – написал. Ещё и красным жирным маркером подчеркнул и три восклицательных знака поставил, Пикассо доморощенный. Хорошо хоть череп со скрещенными костями не пририсовал. Алла Владимировна – лечащий... хотя в её случае корректнее сказать «палатный» врач – историю эту разукрашенную сверху на стопке и оставила, балда. Дамочка к телефону пошла, маму набрала, глядь – её собственная история родов. Из которой она узнаёт, что у её новорождённого сифилис. Вопросов она уже не видит, в тонкости особенностей трактовки РВ не вникает. У её ребёнка сифилис! У неё самой ещё накануне родов – никаких сифилисов, а пару дней спустя у её малыша, их с супругом кровиночки – сифилис!!! Как?! Почему?! В роддоме заразили!!! Дамочка грохается в обморок, не отходя от стола пригламуренной дурёхи Аллы Владимировны. Да и кто будет её – не Степанову, а родильницу – винить, если уж и интерн-неонатолог не знает, как, куда и что писать и каким шифром. Всё в дыму, война в Крыму. Гвалт на весь родильный дом. Павел Петрович рубит бошки, за его спиной тёмные крылья главного врача раскинули свою неподкупную карающую зловещую тень. Интерн-неонатолог переведён на другую базу. Заведующему отделению новорождённых объявлен выговор. Алле Владимировне Степановой, ординатору отделения обсервации, молодому врачу без квалификационной категории, – строгий выговор (а будь категория – тут же бы сняли). Петру Валентиновичу сделано предупреждение. На пятиминутке все профилактически проработаны так, что уши неделю были заложены. Дамочка обласкана, зацелована во все щели. От родильного дома – объяснения подробностей особенностей поведения этой гнусной, лживой реакции Вассермана, заверения в том, что допустившие такое непозволительное слово «си...», нет-нет, не произносим его вслух! – четвертованы. Цветы, подарки в виде тележки памперсов, и всё такое. Выписана в удовлетворительном состоянии вместе с ребёнком. Истории родов и неонатологическая – переписаны, аббревиатура РВ, какое уж там «си...», напрочь выкрещена даже из архивов, чтобы ни-ни-ни! И что?

Спустя месяц к Романцу в кабинет заявляется корректный, тихий, лисий адвокат. И предлагает решить дело мирным путём, полюбовно.

– Какое дело? – спрашивает адвоката очумевший начмед, у которого за месяц тут столько дел было, что он об инциденте с начертательным «сифилитическим» ляпом уже и вспоминать, не то что думать, забыл.

– А вот какое дело, глубокоуважаемый Павел Петрович, – говорит эта шакалья харя и достаёт из портфеля заявление от истицы. А в заявлении том – и про дурное обращение, и про то, что ей в лицо орали, что она сифилитичка и ребёнок её сифилитик. И какие-то бабы в белом били её в родзале по лицу огромными своими дебелыми кулачищами, и акушерка её в вену колола самым болючим двухмоментным способом, хотя вены у неё, истицы, как канаты, а вовсе не хилые тонкие бледно-лазурные жилки, как имела наглость утверждать эта акушерка-садистка-вредительница. И вот-де, дорогой наш и самый гуманный в мире гражданский суд, построенный на основах наимудрейшего Римского Права, пропало на этой всей нервной, мягко сказать, почве молоко у истицы в грудях. И что прикажете делать? Какую (и где?) волчицу искать, чтобы вскормить своего Ромула? Как восполнить дефицит иммуноглобулинов, витаминов и, главное! – интеллекта, неиссякающим источником которого, как давно доказано дорогой нашей Всемирной Организацией Здравоохранения, является не геномный потенциал, не усидчивость и не прочие способности, а именно грудное молоко, а не тот сухой денатурат, что по банкам вредители-сионисты и прочая фармакологическая и РАМНовая [5] мразь распихивает и населению неразумному впаривает для дальнейшего и полнейшего его отупения и поголовной хилости и болезненности? Да она бы и пошла по этапу на молочную кухню и в аптеку, но не на что. Потому что муж, узнав, что у неё сифилис, тут же покинул её, оклеветанную, с голодающим измождённым младенцем (нотариально заверенная копия свидетельства о разводе от позавчерашнего числа прилагается). Не поверил он, что врачи ошиблись, потому как с детства считает их непогрешимыми, а жена его очень даже под сомнениями. А равно как и младенец. От него ли вообще? У него, мужа, в жизни ни младенцев, ни сифилиса не было. Триппер в армии приключился разок после самоволки, а сифилиса ни у него, ни в семи коленах не было и быть не может. Так что теперь она, оболганная, униженная и оскорблённая, без молока и материальных средств, просит самый мудрый в мире наш гражданский суд возместить ей хотя бы крошку понесённого ею физического и морального ущерба и просит сыскать с родильного дома номер N какие-то жалкие пять миллионов наших российских рублей, чтобы хоть как-то исцелиться душевно и толику малую паскудного искусственного пропитания крохе своей осиротевшей сыскать. Всяческие документы, фамилии оболгавших, оскорбивших и унижавших лиц и свидетельства – прилагаются.