Автор пишет и пишет. И не замечает, что дождь уже закончился, а Серый почему-то всё так же тих, как в дождь, и даже не тычет носом в карман с вкусным ванильным печеньем. Не суетится дурашливо, как суетится он всегда, когда дождь проходит и выходит солнце. Пёс всё так же лежит и лежит, свесив печальную голову из будки на деревянный подиум. И уже Чака и Вася напоминающим лаем оглашают двор, а ведь Серый всегда чуть раньше их требует у Автора вкусный ужин – большую кастрюлю с вкусной овсянкой на вкусном бульоне из мозговых костей. Раньше больших красивых сук лает о варёных морковке и луке, который не любят девицы, но обожает забавный дядя Серёжа. А если ещё Автор добавит во вкусную кастрюлю молодую свеклу или хотя бы шкурку от неё… М-м-м, ррр-ав, как дядя Серёжа любит такой собачий борщ!
Но сейчас он не любит ничего.
Ничего из еды.
Он печально свесил голову.
И сейчас он наконец-то не похож на красивых избалованных мальчиков, выросших в изначальной родительской любви. Он похож – он и есть – большая собака.
Вы замечали, как большие животные болеют? Честнее детей. Спокойнее новорожденных. Благостнее стариков. Ни одна большая собака не будет ныть или орать. Даже повизгивать и поскуливать, в отличие от небольшой собачонки, не будет. Большая собака будет печально смотреть вам в глаза. И в глазах большой собаки будет не её боль, не её страдание и не её печаль. В глазах большой собаки, особенно в её зрачках, будет тоска по вам. Даже если вы являетесь причиной страдания. Вашей, человеческой, причиной. Ибо у животных нет причин и нет следствий. В животных есть любовь. А в больших собаках – большая любовь.
– Серый, что с тобой?! – Опомнившийся Автор захлопывает лэптоп на Бусиной нелюбви к Дику, ибо что есть выдуманное или прошедшее по сравнению с настоящим настоящим? Пустышка, не более!
– Серый! Дядя Серёжа, Серуленций, Серджио, Сирано де Бержеракус! Хорошая животина Серый, умный пёс Серый, любимая собака Автора Серёня! – выкрикивает Автор все не раз проговоренные ему обороты.
Серый, пошатываясь, выходит из будки и утыкается Автору в лицо. Автор гладит его и целует в нос. Нос горячий и пахнет смертельной опасностью.
– Папа! – выкрикивает Автор в телефон. – Серый заболел!
Муж Автора сердится, потому что Автор позвонил в разгар министерского совещания, но гори они огнём, все на свете совещания, когда твоей большой собаке плохо. И к тому же Автор прекрасно знает, что бросающий трубку и грохающий стаканом об стол муж совсем не страшен, как не страшны все гневливые большие мужчины, мгновением позже погружающиеся в бездну вселенского раскаяния. Они и в гневе-то не страшны, если по-честному. К ним всегда можно подойти и погладить… Да-да, именно там, по заветной «собачьей» полоске. И поцеловать в глаза. И уткнуться в грудь. И тогда у них никогда не будет болеть голова, даже если будет сильно-сильно болеть.
– Не переживай. Я скоро буду, – перезванивает муж Автору. – Ничего страшного не случится.
И Серый смотрит Автору в глаза и говорит не словами:
– Не переживай. Ничего страшного не случится. Он скоро будет.
Но не ест даже вкусную московскую колбасу.
Перестану нагнетать.
И в самом деле, ничего страшного не случилось.
Всего лишь клещ. Дяди Серёжина будка стоит посреди густой травы, и хотя Папа исправно выстригает газонокосилкой поле для игрищ Серого, клещи в иные времена иных годов активны до безумия. И даже самые дорогостоящие капли от самых лучших производителей ничего не гарантируют. А на большую собаку не наденешь спортивные штаны и косынку. Вот клещ и въелся дяде Серёже в самый центр его красивой лохматой спины.
Папа аккуратно извлекает клеща, предварительно полив вкусную шерсть растительным маслом, и отвозит страдальца в ветеринарную клинику. Дяде Серёже бреют кусочек лапы и берут анализы. Дальше всё просто и выглядит на бумажке примерно так:
Имидосан – 0,6 мл подкожно в обл. холки однократно!
Байтрил 5 % – по 2,0 мл – 1 раз в день, 5 дней подкожно, в обл. холки.
Сульфокамфокаин – по 0,5 мл – 1 раз в день, 5 дней подкожно, в обл. холки.
Лиарсин – по 3,0 мл – 1 раз в день, 5 дней подкожно, в обл. холки.
Катозал – по 1,0 мл – 1 раз в день подкожно, в обл. холки (в шприцах розовый).
Ветом – по 2,5 гр. – 2 раза в день, 5 дней, внутрь.
Эмицидин – по 2 капсулы – 2 раза в день, 21 день, внутрь.
Карсил – по 1 табл., 1 раз в день, 28 дней, внутрь.
И много-много-много свежей прохладной воды. Это важно. У собаки, особенно у большой, болеющей пироплазмозом
[89]
собаки, особенно жарким летом, должно быть много-много-много свежей воды.
Чака и Вася сочувствуют Серому. Они внимательно смотрят на него из своего дощатого и потому неопасного вольера. Посылают ему свои невербальные волны, но вовсе не теряют аппетит. Собачье со-чувствие честнее человеческого сочувствия. Вы можете встать посреди этой прямой – кратчайшего расстояния между зрачками и зрачками. Если вы обычный человек – вам ничего не будет. Если вы немножечко ребёнок, чуть-чуть собака или хотя бы на кварк автор – вы сразу всё будете знать без моих непонятных вербальных объяснений.
И, кажется, уже и дядя Серёжа считает богом не Автора, а Папу, хотя именно последний колол ему в обл. холки уколы, Автор же только давала ему капсулы и табл., запакованные внутрь вкусного мясного фарша. Ну и хорошо. Потому что очень сложно быть богом, следящим и за волнорезами, и за дубовыми сучьями. Куда проще быть девочкой, у которой есть своя и только своя Большая Собака. Просто у них один свой Бог на двоих. Понимающий и приемлющий их горе и радость. Их таланты и глупость. Их бунт, их мучения, их смирение и даже их смерть. Потому что это всё не их, а его, богово. Ему – Его. Автору – авторское. Большой собаке – Девочку. Девочке – свою Большую Собаку. Большой собаке – Его Бога. Круговорот любви в пространстве времён.
И всё-таки иногда бунтует и мучается Автор и смиряется со страшным. Страшным для него, маленького Автора. Потому что разве разумной взрослой женщине покажется страшным такой диалог.
– Здравствуйте, Автор! – бодро приветствует Автора, вышедшего прогуляться со своим большим жизнерадостным псом Серым, деревенская старушка.
– Здравствуйте, баба Валя, – машет деревенской старушке жизнерадостный Автор.
– Что-то давно тебя видно не было, болела? – интересуется заботливая русская старушка.
– Не я. Серый болел.
Серый гордо помахивает пушистым хвостом: мол, ага, болел, целую кучу уколов в обл. холки вытерпел, теперь мне сама ель не брат!