Акушер-ХА! Байки - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Соломатина cтр.№ 58

Прихожу я за результатами анализов, а мне в лаборатории и говорят:

– Сыворотка задержана, – и глаза прячут.

Коллеги поняли, что это значит. Простым добрым людям перевожу: «Отправлена на подтверждение».

Я дома стакан водки грохнула, чтобы успокоиться и рассудить трезво. И рассудила, мол, ничего страшного, ВИЧ-инфицированные живут долго, не у всех, в общем-то, СПИД развивается. Денег на лекарства заработаю… Ой, мамочки, как же дальше жить, у меня же ребёнок малый, муж красивый, а-а-а-а-а?!! И ещё стакан, да.

Задержанная сыворотка никак не возвращается. Моя. Акушерки, санитарки, анестезиолог и хирург-ас-гинеколог из той бригады уже давно здоровые и счастливые, а моя не возвращается. Анестезиолог, что раньше проходу не давал с предложениями половой любви, теперь даже на перекуры не зовёт. А сыворотка никак не возвращается. Решилась – лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас, – устроила я истерику у завлаба. Чтобы он уже, етить, позвонил, уточнил и так далее.

Всё куда проще оказалось. Санитарка ящик с пробирками, где и моя кровушка стояла, грохнула нечаянно. А лаборантка – из другой смены – пробирок не обнаружив, особо вникать не стала. Бумажки-то есть? Есть. Значит, где кровь? Задержана, гуляйте, Васи. Уж не знаю, что там пережили мои «разбитые» подельники, но я с таким анамнезом… Да. Через полтора года регулярной сдачи кровушки только полегчало более-менее.

А длинных перчаток и потом не было. Может, сейчас есть, не знаю.

Но девушки необследованные всё ещё встречаются. Им-то что до чужих жизней, им и на свою-то наплевать.

* * *

Девушка, муж девушки и мама девушки повели себя как положено: врачи, суки, матки лишили и СПИДом заразили. Зашла в родильный дом с маткой и здоровая. А вышла – без матки и ВИЧ-позитивная. Видно невооружённым глазом, кто виноват! Матку на органы (какие?!!), а СПИД из вредности ввели. Хорошо, что наша начмед была покруче любого древнеримского мастифа-убийцы. Но они всё равно не поверили, что мы девице жизнь спасли. Ну, хоть в суд не подали – и на том спасибо. Поясной поклон. Муж девицы поутих быстро, к слову. Девица-то дома с мамашей всё больше сидела, а он по командировкам мотался. А ребёнок у них здоровый был. Через полтора года был снят с учёта в связи с полной элиминацией материнских антител из его организма. Хотя ПЦР они ещё раньше сделали. О дальнейшей их судьбе понятия не имею. Меня интересовало только, здоров ли ребёнок – я материал для диссертации собирала. Ожидала, что при такой-то плаценте может и не так хорошо всё закончиться. Иногда это прекрасно: неоправдавшиеся ожидания!

Давным-давно, в минувшую эпоху, когда категории добра и зла воспринимались по большей мере в обывательском смысле, я работала врачом акушером-гинекологом.

И случилось у меня как-то одно из тех безоблачно-расслабленных дежурств, о которых принято говорить «ничего не предвещало».

Роддом закрывался на плановую «помывку». Приёмное отделение и родзал томились в чистоте приятного запустения. Из «ответственных» родильниц – всего одна девочка во «второй седьмой палате». Когда-то с лёгкой руки заведующего так прозвали изолятор обсервационного отделения. «Изолятор» звучало зловеще, а «вторая седьмая» если и вызывала какие ассоциации, то скорее связанные с личностью самого Бони. Он относился к тому редкому типу заведующих, которых действительно тревожил психологический климат пациенток. Да и врачей своих он хоть и дрючил в хвост и в гриву, но на более высоких уровнях «разбора полётов» в обиду не давал.

Коллектив свой он формировал долго, поэтому в оборот роддома прижившихся отдавал с неохотой. Врачи здесь были собраны относительно молодые, грамотные и в меру честолюбивые. Так что в обсервационное отделение этого родильного дома зачастую приходили рожать «на врачей», а показания к обсервации нынче у любой женщины найдутся. Да и бумага истории родов всё стерпит. Так что «вторая седьмая» стала нормой разговорной этики.

Я не спеша сделала обход, уделив внимание каждой, что удавалось нечасто. Беременные и родильницы часто обижаются на врача за то, что он не выслушал перипетий их семейной жизни, включая анамнез мужа до седьмого колена. За то, что не восхищался срыгиваниями новоявленного карапуза. За то, что, серьёзно пролистав результаты анализов, молча приставил деревянную трубку к животу, молча пощупал, молча потрогал и перешёл к следующей. А «следующих» на дежурстве – два этажа. И хороший врач определяется отнюдь не сюсюканьем по поводу «ребёночка». Выслушайте за дежурство двадцать раз «Когда же я уже рожу?» или «Доктор, когда меня уже выпишут?» Повторите сорок раз одно и то же и двадцать – разное. А затем сядьте и напишите двадцать раз одно и то же и сорок – разное. А потом… Впрочем, в тот памятный день рутинной работы было мало. Поэтому можно было от всей души пошутить над нарядом чьей-то свекрови и умилиться пучеглазому «младенчику» в кружевах.

На первом этаже дежурила Леночка – совсем юная акушерка, два месяца как из училища. Я приказала ей не отлучаться от «второй седьмой», где лежала девочка в третьих сутках послеоперационного периода. Девочка была проблемная. Она шумела, скандалила, не желала вставать, крыла матом всех и всё вокруг. Я, честно говоря, наискосок пролистала историю родов, особо не вникая. Поступила она необследованная, с преждевременной отслойкой нормально расположенной плаценты. Оперировал Боня. «Ну, значит, и анестезиологическое пособие было адекватное, и хирургическая часть – на высоте. Третьи сутки – «полёт» относительно нормальный». Я посадила Леночку на индивидуальный пост «на всякий случай», хотя в другое время не позволила бы себе такой роскоши, и успокоилась.

Спустя полчаса я сидела на крылечке с анестезиологом. Мы пили кофе и вяло перешучивались по привычке. Роддом закрывался почти всегда в очень удачное время – «август-сентябрь» – бархатный сезон. Ещё грело солнышко, но уже опадали жёлтые листья. Было красиво, устало и медленно.

– Слава богу, закрываемся. Месяц-полтора покоя, – расслабленно промяукала я, затягиваясь сигаретой.

– Ага, подзаколебало всё это уже…

Кокетничали, конечно, отчасти. Типичный кастовый снобизм. В хорошем, разумеется, смысле. Ну, сколько бы мы смогли там – снаружи – среди жёлтых листьев, тепла и романтической тоски. Без карусели рутинных дел, без тычков и пинков от начмеда на утренней врачебной конференции, без этого специфического больничного запаха. Без удивительной атмосферы единения хаоса и порядка. Радости и печали. Волнений и слёз… Короче, любили мы свою работу.

Рвите меня на части, злые гении. Но всё-таки оно есть – неизбывное таинство рождения, сколь банальным не казался бы вам приход в этот мир. И есть великая честь – быть рядом в момент совершения этого таинства. Не потому что, быть может, именно сейчас при тебе на свет выходит новый мессия или разгильдяй-петрушка. Барышня, способная разбивать сердца, или хулиган, который в очередной раз совершит революцию в физике или биологии. А может, убийца, маньяк? Обычный смертный? Кто знает, как на них влияем мы – те, кто рядом. Может, и никак… Скорее всего. Мы – каста наблюдателей. Наблюдателей таинства рождения. Вряд ли нам дано изменить ход истории – я больше чем уверена – он определён. Не нами и не сейчас. Мы встречаем, показываем, где встаёт солнце, отворачиваемся на секунду – и уже никого. Но след элементарной частицы остаётся в нас…